Сеня с несчастным видом огляделся, развел руками, показывая Морскому, мол, хотел как лучше, а тут вот как вышло. Морской пожал плечами и со вздохом меланхолично постучал носком ботинка по охраняемому ведру.
Да, да, вместо планируемой борьбы за безопасность дочери Морской занимался полной ерундой: сидел в коридоре Дзержинского отделения милиции и следил за сохранностью возвращенного семье имущества. За четверть часа до этого, точно к назначенному времени, Морской с Двойрой явились в отделение. Пожилой, но на удивление подвижный для своих лет и полноватой комплекции следователь, представившийся по-граждански Опанасом Владимировичем, ждал их прямо в коридоре. Держался на удивление доброжелательно, хотя и несколько суетливо. Доверительно посетовал на загруженность и отсутствие кадров, но тут же заверил, что, разумеется, с учетом фронтовых заслуг Двойры, дело ее дочери начальство передало в лучшие руки и велело рассмотреть в первую очередь.
— Проведена серьезная оперативная работа, сделано все возможное, — вещал Опанас Владимирович с явной гордостью. — Результат — налицо: у злоумышленников, укравших с места преступления три ведра — одно принадлежало жертве покушения, а два других ее брату, — незаконно нажитое добро изъято и вот — «получите-распишитесь» — возвращено владельцам. Большего в условиях окружающего безумия требовать не рекомендуется!
Услышав, что Двойра не собирается спускать дело на тормозах и уверена, что надо установить личность стрелявшего, радушный следователь заметно помрачнел и слушал доводы визитеров с явным недовольством.
— То есть вы считаете, что стрелок может вернуться, дабы завершить неудавшееся с первого раза убийство? — с насмешкой перебил он в какой-то момент. — Вариант, что выстрел был простым хулиганством, не допускаете? То-то! Я тоже допускаю. Что значит «все равно надо найти, чтобы такое хулиганство не повторилось на других людях»? Послушайте! Даже с вашими фронтовыми заслугами подобная наглость, мягко говоря, неуместна… — сопротивлялся он, но Двойра оставалась непреклонна.
— Что ж, — осознав, что легкой победы не одержать, Опанас Владимирович суетливо огляделся и, пробормотав себе под нос: — Там занято, тут занято… где бы поговорить? — внезапно поднял указательный палец вверх: — О! Глеб Викторович-то обычной оперативной работой сейчас занимается, значит, в его кабинете и поговорим, — потом глянул на Морского сочувственно и извиняющимся тоном добавил: — Наедине, если можно. Пройдемте, гражданка Дубецкая, за мной!
Что было делать? Морской остался сидеть в обнимку со злополучными ведрами. Не сдавать же их обратно в каморку к техничке? Визиту Опанаса Владимировича, потребовавшего оставленные утром вещдоки из хозяйственного пользования немедленно изъять и выдать законным владельцам, сия гражданка категорически не обрадовалась и наверняка отказалась бы разговаривать о ведрах снова.
— Товарищ Морской! — вдруг раздалось от кабинета, в котором скрылась Двойра. — Что же вы сразу не представились? — Опанас Владимирович вытянул навстречу Морскому обе руки с таким видом, будто встреча только начиналась. — Если бы сразу сообщили, что вы из газеты, да еще и личный помощник нашего дорогого Алексея Николаевича Толстого, то мне бы, разумеется, и в голову не пришло держать вас в коридоре! — Морскому все это порядком надоело, потому ответной радости на его лице следователь не прочел. И тут же сменил риторику: — Я не знал, что вы — отец пострадавшей. Раз так, то, конечно, не имею никакого права отстранять вас от разговора. Проходите!
Морской остановился на пороге, заранее понимая, что добиться чего-либо толкового не удастся. Прикидывая в голове всевозможные варианты — от пойти с претензией прямиком к начальнику угрозыска до плюнуть, списать происшедшее на несчастный случай и убедить Двойру, что никакая опасность Ларочке больше не грозит, — он нелепо топтался на пороге.
— Морской, ты только послушай, что говорит этот человек! — Двойра, похоже, была настроена воинственно. — Что значит нет смысла возбуждать дело? А если завтра в вашу дочь начнут стрелять средь бела дня, вы тоже скажете, что это обычное хулиганство?