— А вот таких! — живо отреагировал Коля и попросил Свету достать фотокарточку, на которой были изображены все «пленники Сабуровой дачи» разом. — Вот Дородный! Вот Васек. Они и есть подозреваемые. А это найденный Ларисой красноармеец. А это, как вы видите, наши девушки — и Светик, и Ларочка, и Тося, им помогавшая. — Горленко тыкал пальцем прямо в фото, и Свете даже пришлось шикнуть, мол, нельзя ли поберечь фотографию. — А оставшийся из пленников, — Коля занес было руку, но остановился и принялся чесать затылок, — ну вы и сами видите, кто остался. Товарищ Грайворонский. Вроде большой человек был когда-то, пока головой не заболел. Попал в больницу, и…
— А ведь, выходит, трое у вас подозреваемых, а не двое, — неожиданно вмешался дедушка. Галочка кинулась было успокаивать, мол, ну что ты, дедушка, тебе что-то показалось, но Воскресенский решительно перебил: — Вот этот ваш красноармеец — никакой не красноармеец. Долгов Денис Денисович. Писака он. С редакцией «Новой Украины» с самых первых дней оккупации сотрудничал. Я жил через дорогу от этого заведения, регулярно всех посетителей рассматривал. Уже и здоровались даже. И это я вам еще не сообщил тот факт, что Долгов этот к нам в Управу несколько раз наведывался за разъяснениями для каких-то текущих газетных статей. Ошибки быть не может, я этого молодого человека совершенно точно видел и возле редакции, и у нас в Управе.
— Действительно Долгов. Денис, да. Но мы думали, что он красноармеец. Правда, документов никаких не сохранил, когда из госпиталя бежал. Ох! — Света всплеснула руками, осознавая сказанное. — А ведь он, когда патруль немецкий его проверял, какую-то бумагу предоставил, свидетельствующую, что он — самое что ни на есть гражданское население. Мне Ларочка рассказывала. Он сказал потом, что бумага липовая, но…
Наступившая тишина прервалась пыхтением и резким скрипом двери.
— Что не запираемся? — насупившись, спросил появившийся на пороге Опанас Владимирович. — Времена нынче не те, чтобы кого попало в дом пускать. Впрочем, неважно. Я рад, что всех вас тут застал. Хорошо, догадался спросить у дежурного, не оставил ли ты, Николай, адреса, по которому тебя искать, если что. Профессионализм не провоюешь! Так и знал, что ты, отлучаясь с работы, как положено, все свои планы в журнал запишешь. Нынешние сотруднички наши так уже не делают, а ты — молодец.
— Что стряслось? — понимая, что без лишней надобности явно несклонный к физической активности маленький и кругленький Опанас Владимирович по городу рыскать не будет, Коля насторожился.
— Взял я преступничка нашего, — самодовольно усмехнулся гость. — Считай, с поличным. Сделано наше дело! Радуйся!
— Как взял? — удивился Горленко. — И который же из них? — он показал карточку и полез в карманы за бумажкой с фамилиями, куда даже не успел еще вписать Долгова.
— Ясное дело какой. Вот этот! Грайворонский, — не моргнув глазом, ответил Опанас Владимирович. — Жалко, без сознания сейчас — пострадал слегка при задержании, убежать хотел, зараза, а мои хлопцы переборщили. Допросить прямо сейчас не получится, но дело верное! — Не понимая причину общего удивления, следователь продолжил: — Я, пока вы там по баням своим расхаживали, покумекал и решил, что библиотекарей ваших расспрашивать бессмысленно. Лучше засаду организовать. Если честно, я это еще вчера вечером придумал, но не знал, дадут ли людей в караул, поэтому тебе, Николай, раньше времени ничего не говорил. В общем, если у нас есть предполагаемый мотив — сундук этот ваш с ценными книгами, — и если мы знаем, где этот сундук закопан, то отчего бы злоумышленника возле этого сундука не покараулить, а? Начальство одобрило, я ночью выставил ребят. Тебе, Николай, не серчай, снова ничего не сказал, чтобы ты не смеялся над глупым расходом человеко-часов и все такое. Знаю я эти ваши штучки. Днем уже тоже отчаялся, шел ребят с дежурства снимать. И тут смотрю — знакомый мужик с фотографии тихонько так, стараясь особо никому на глаза не попасться, к нашему месту с сундуком подбирается. И с картой сверяется ежесекундно. Надо, конечно, опознание будет для проформы провести, но сомнений нет — это то самое письмо с картой, что пропало вместе с вашей, гражданка Горленко, сумкой.
— Не может быть! — ахнула Света. — Грайворонский — добрейшей души человек. Да и зачем ему книги? Он отродясь ими не увлекался, это ж не домино какое! Неужели вот прямо так и шел с украденной у меня картой?
— Больше скажу, — продолжил следователь. — Он даже копать на том самом месте начал. Достал саперную лопатку и давай. Средь бела дня! Тут уж я от такой наглости не выдержал: «Стой, говорю! Милиция!» Преступник кинулся бежать, ребята за ним. Сопротивление даже оказывал, говорят. Сундук мы ваш, кстати, выкопали. Тяжелый, зараза. В отделении стоит. А Грайворонского пришлось врачам передать. Лежит сейчас в тюремном лазарете при КГБ. А что было делать? Это ближайший лазарет нашего ведомства был, куда можно подследственного передать. На дежурство при больницах у меня людей нет.