Пленники Тьмы

Опасность смены у забоя заключается в «мастерстве» сохранения инвентаря в ходе добычи: чумы любили попинать пару раз за сломанную лопату или кирку (официально 5 ударов за кирку, 3 — за лопату), поэтому наблюдали за этим с совсем близкого расстояния, хотя и было их там немного. А некоторые даже утверждали как видели чумов специально подпиливающих инвентарь.

Но присутствовал также и плюс. За самими инструментами они не следили — только за процессом их порчи. Ярким примером этому был Евгений Романин, который за свою жизнь разбил три кирки и две лопаты и замечен при этом не был, соответственно и наказания удачно избежал.

После вчерашнего вся сома сбилась с толку (ощущение боли перемешалось пополам с усталостью, и, в частности, руки отказывались слушать «до конца»).

Основа успешной работы в правильных взаимоотношениях в коллективе. В подавляющем большинстве сом так и было: впереди волевой и целеустремлённый командир, а остальные, не отставая, за ним.

Гора стоял в самом центре добычи, то есть и справа и слева от него ровно одинаковое количество горняков (представителей его сомы остальные только так и называли) и долбил киркой по минералам.

Сильно, эффективно, со всего размаха инструмент, пронзая воздух, летел сверху вниз по красивой дуге, потом мягко отлетал и не сваливался вниз, как у уставшего или отчаявшегося человека, а снова поднимался в высь — нижней точки просто не существовало.

И все поочерёдно повторяли это за ним — весь ряд, вся сома играла как оркестр, причём предыдущая «волна» ещё не успевала дойти до конца, как последующая начиналась снова.

И так до бесконечности, и каждый боялся приостановиться или вообще встать: не сбиться с ритма, войти в темп — вот до чего дошла работа.

Все мышцы буквально разом забыли о том, что где-то ещё есть слабость и утомление: есть только сила и скорость и отставать от Горы горняк не должен. Просто не должен.

Подвести его значило бы не просто подвести себя, нет это ещё было бы нормально; подвести его, значило бы плюнуть во всё, что было «до». В 381-ой соме таковых не нашлось ни одного.

Каждый думал о каждом из этих слов, но Владислав Светлевский как-то незаметно для самого себя погрузился в размышления чересчур далеко от действительности.

Ему казалось, что сейчас он делает что-то, что отзовётся в веках, что примет новую неведомую силы, способную на всё, и именно эта сила решит всё.

Владислав как никогда захотел почувствовать себя личностью, выделиться из толпы, хотя и сделать это исключительно из идей самореализации и желанной помощи людям.

Он собирался помочь, но сделать это по-своему и только.

Раздался треск звонкий и протяжный, заедающий в ушах и продолжающий там бегать ещё некоторое время после того, как всё уже вроде бы кончилось.

Ударник кирки вместе с куском палки отлетел назад и, несколько раз провернувшись вокруг своей оси, упал прямо к ногам чума.

Никто не хотел смотреть на того, кто это сделал, никто и работу не хотел заканчивать, но что сделаешь, когда всё настолько очевидно.

Все оглянулись на Владислава — он стоял на месте, склонив голову и не поворачиваясь, и не мог понять, что же произошло; затем на чума — им был молодой командир 45-ой буры Чёрного Камня Зунхр, не жестокий — бесчеловечный.

Такому как он было наплевать на все уставы и правила: всё, что он знал, так это то, что чум — хозяин, а человек — раб, и отсюда все остальные выводы.

Первое, что появилось на его лице после неожиданности, так это удовлетворение. Удовлетворение возможности самоутверждения.

Зунхр поднял часть кирки и направился в сторону виновного.

Гора снова вдарил инструментом по пласту: ждать больше было нельзя, а то вся сома окажется в подобном Светлевскому положении.

Горняки снова застучали, снова помещение наполнилось звуком, и Владислав чуть пришёл в себя, но продолжая слышать тот треска в застенках своего разума: «Что… Случилось?»

Он обернулся и увидел идущего на него метрах в десяти командира буры.

Владислав сжал кирку в руках и, почувствовав небывалую лёгкость, взглянул вниз: сломанный кусок палки — теперь это только палка.

«Господи, да что же это?» — спросил себя Светлевский, когда враг был уже в пяти метрах.

Чум улыбнулся, но как-то не по-настоящему: для него это было естественным с точки зрения его садистских наклонностей.

«Ты, кажется, это уронил?» — подойдя, задал вопрос он и пару раз помахал вверх-вниз непригодным для работы предметом.

«Я… я просто работал…»— ответил виновный сквозь шум всего окружающего и содрогнулся собственным словам: он же говорит с этим животным, которое считает свои права на управление людьми непоколебимыми — Бог знает, за что он примет это высказывание.

Для Зунхра было не важно, как воспринимать этот ответ: «Ну, вот больше я тебе такой возможности не дам…»

Он размахнулся обломком кирки и всадил его Владиславу прямо в плечо.

По всему помещению раздался треск, глухой и мрачный. Металлическая часть кирки проломила кость насквозь и встала прямо на её место, пройдя через руку.

Кровь брызнула, она выбила фонтаном из этих мест.