Так говорил Сунь-Цзы, живший в конце VI — начале V веков. За это время изменилось многое, но война осталась, а значит и остались способы её выигрывать.
Сейчас мне верит только одна сома, и этого, разумеется, мало. Для победы нужно гораздо больше.
Так, пойдём по порядку. Мысли у нас с ними, действительно, одинаковы. Дальше. Они готовы вместе со мной и жить, и умереть. Да. Как и я с ними. Хорошо, но последнее…
Ну, допустим, страха они и лишены, но вот сомнений… Их в данный момент не лишён и я.
Для этого надо объединиться. И поэтому нужно облегчить режим.
Аххх… Снова я приехал к этому…
Хорошо, попробуем скакнуть немного вперёд.
Сунь-Цзы сказал:
Итак, что по этим явлениям?
Насчёт Полководца всё в порядке, а вот Закон придётся подровнять. Это означает, что не только
Люди должны видеть справедливость. Разве они видели её сегодня? Разве заслужил Светлевский себе смерть в награду?
В соме никого не найдётся, кто ответит на этот вопрос положительно.
Для того, чтобы исправить это положение необходимо, чтобы такие вещи больше не повторялись…
Надеюсь мне удастся поговорить с новым караком нашей группы…»
Гавриил открыл глаза, и вдруг всё ему показалось совершенно и точно видимым.
Вокруг не было ни лучинки света, ничего, что помогло бы показать обитающее в этих глубинах, но Гавриил всё видел, абсолютно всё. Как, если бы он был на поверхности ярким днём.
«Вот то, что называется человеческим феноменом. Человек — единственное существо на Земле, способное делать невозможное. Ни животные, ни растения… ни тем более эти дикие неземные звери не способны делать это в такой мере. Нам это дал Господь Бог, и мы должны оправдать его ожидания», — подумал командир и, повернувшись на бок, заснул.
Резиденто ин актионис
27 марта.
Где-то за два часа до обеда, как обычно, Манхр прибыл в свой кабинет; там его уже ждал Пожарин.
Посидев немного в кресле, карак встал и повернулся к окну, расположенному позади его рабочего места, затем всё глубже и интереснее стал вглядываться в Небо: сегодня оно было, как и всегда, ярко-голубого цвета.
Медленно и великолепно плыли перисто-кучевые облака, называемые «барашками».
Пожарин, сильно утомлённый и избитый всем вчерашним днём, сидел и наслаждался молчанием и бездействием.
Теперь Манхр не мог смотреть на Небо субъективно-пропагандистским глазами Империи. Одного раза ему хватило, чтобы окончательно научиться видеть хоть какую-то действительность. Ведь если прикрывать правду политикой пропаганды, то делать это надо особо тщательно и умело, так чтобы не было проблесков, потому что, если они будут, глаза уже не закрыть.
Вопреки Империи, вопреки наставлениям своего прошлого Манхр наслаждался Земным Небом.
Оно же прекрасно!
Чум видел в нём вечность. Не ту, к которой стремились те, что сидят на всех оккупационных должностях и на его родной планет. Ту вечность, какую можно получить только добром, тяжёлым кропотливым добром.
Облака плыли вперёд. Вот оно, ключевое слово вперёд. Они могут двигаться в любом направлении, но всегда это будет именно вперёд. Это и есть вечность!
Такое громоздкое и всесильное оно может быть и спокойным и тревожным, и быстрым и медленным, и знойно сухим и беспечно дождливым, и это при всей его мощи — оно управляет собой, оно заставляет нас менять свои взгляды, одежду, настроение. Оно влияет на всех. На него не влияет никто.
«Оно влияет на всех. На него не влияет никто», — вслух сказал Манхр и подумал: «Это же надо всё-таки. Раньше я так думал о себе… Какая нелепость… Здесь всё вечно, а я песчинка. И сам себя остановить не могу».
Входная дверь распахнулась, и внутрь проникла рука, сжимающая пистолет ВИС-35. Она направилась на карака и несколько раз чётко сжалась и разжалась.
Раздались жадные звуки выстрела, забирающие жизнь чума. Руки убирались из помещения; ноги уже быстро бежали.
Падающий в последний раз Манахр не хватал воздух коррумпированными губами, не думал о деньгах, украденных им у всех, кроме себя, не мучился от того, что не смог их потратить, а просто жалел о том, что прожил настолько недостойную жизнь.
«Они выиграют… Они умирают за красоту» — прошептал умирающий чум и ушёл из жизни.
Сидящий в углу Пожарин забыл всё; в момент всё стало неизвестным. Он не видел стрелявшего, а первое, что будет требовать охрана — его лицо. Описать он не сможет. Не сможет и выдумать. Теперь он понял, почему маки оставили его в живых: за них то, что нужно, сделают его хозяева.
Стрелявшим был Владимир из отряда ликвидации маки, группы Богдана Хмельницкого. Он получил приказ и выполнил его, а сейчас исчезал обратно к свои.