Завтра, завтра, завтра. То есть, уже сегодня. Наверняка давно перевалило за полночь. Кажется, где-то, очень далеко, раздался треск или череда резких ударов. Это было похоже на звук ружей, эферийский ультразвуковой флан стрелял совершенно бесшумно. Синотский лучевой пистолет — тоже. Именно плазменным оружием уничтожили много лет назад первую эферийскую базу на Эо. Представители Сино Тау, прибывшие на Эфери для торговли, отговорились, что то было недоразумение. Но потом трагедия повторилась, а синоты заявили, что Эо целиком и полностью принадлежит им, потому-де, что они к ней ближе.
Примут ли их? После того, как полгода они не могли договориться о встрече, как болтались сутками на орбите, дожидаясь разрешения на посадку? Если пребывание здесь затянется, у них и консервы кончатся.
Примут. Непременно примут. Не думать, не думать о плохом. Флёр, когда он уезжал, рыдала, как по покойнику…но они же все пока живы. Хотели бы синоты их убить — давно бы это сделали. А миссию провалить он не может. Потому что…потому что…
Их второй ребенок должен родиться на Утренней звезде.
-…Вы, молодые люди, теперь верные друзья и соратники! — так их поздравляли после свадьбы. Флёр смеялась и смущалась, а Стат думал, что соратников у него вообще-то и так полно. Но вот Флёр…
Брачная ночь запомнилась ему, как что-то сумбурное. Болезненно-робкие прикосновения, становившиеся все смелее, и смущение, и восторг, и…желание, которого одна ночь утолить не могла. Он втайне надеялся, что беременность сразу не наступит. Тогда процедуру — в медицинском пособии это стыдливо именовалось «процедурой» — разрешалось повторить через десять дней. В крайнем случае ещё через десять, но это уже было исключением, дальше брак считался бездетным, и супруги должны были посвятить жизнь работе бок о бок во благо общества, а не низменным инстинктам.
Но уже через несколько дней Флёр, смущаясь, призналась, что ждёт ребенка. Это было счастьем, и ему даже стыдно стало за разочарование, что радость обладания друг другом оказалась такой короткой. Дальше они жили, как миллионы пар, оба погрузились в работу, потом — в уход за новорожденным.
Маленькому Стату (малыша назвали в честь отца) исполнилось полгода, когда они впервые поссорились. Флёр только уложила ребенка на дневной сон и стояла у кроватки, любуясь им. Стат подошёл сзади и обнял ее, чувствуя себя почти счастливым — у него любимая работа, очаровательная талантливая жена, здоровый крепкий сын, что ещё человеку надо? Близость молодого женского тела пробудила определенный дискомфорт, но он понадеялся, что Флёр не заметит.
Она заметила. Внезапно оттолкнула его, вырвалась из объятий, подхватила на руки сонного ребенка и отбежала в угол, прикрываясь малышом, как щитом.
— Что ты?
— Что я? Что я? — у неё по щекам бежали слезы. — Это ты что! Подумай, что ты делаешь.
Ребенок проснулся и тоже заплакал, не понимая, что происходит.
— Флёр! Я всего лишь тебя обнял!
— Не надо, Стат, — всхлипнула она. — Ты хочешь, чтобы его у нас отобрали, да? Ты хочешь, чтобы его отобрали? И поместили в воспитательный сектор?
Они помирились ближе к вечеру долгого эферианского дня (свет в подземных убежищах включался и выключался одновременно с восходом и закатом на поверхности). Стат пообещал сходить к психологу и сходил, хотя подозревал, что ничего полезного тот не скажет.
Он и не сказал. Улыбаясь и заверяя, что ничего страшного не случилось, выдал общие фразы о кризисе, через который проходят все пары, особенно совсем молодые. Заверил, что с этой проблемой может справиться любой человек, если вспомнит, что он не животное, а разумное существо, способное контролировать свои инстинкты. В медицинском справочнике написано все, что может помочь в таких случаях — холодный душ, физические упражнения, возможно, лёгкое снотворное. Но если проблема станет серьезнее, лучше обратить к врачу за медикаментозной корректировкой. Стат сказал, что оздоровительных процедур ему должно хватить, и попрощался с психологом, проклиная себя, что вообще к нему пошёл.
Холодный душ и физические упражнения он полюбил страстной любовью — к тому же и тренажёры располагались на той же этажной площадке, что и их комната.
Одновременно Стат вдруг вспомнил недовольство матери его будущей невестой. Он долго терзался муками совести, не желая ничего предпринимать втайне от Флёр, но потом все же отправился к матери на работу и прямо спросил, почему она была против его брака. Мать немного повозмущалась, заявила, что вовсе не хочет быть сплетницей, но затем начала рассказывать. Мать вообще любила, чтобы ее упрашивали. Синоты, уверенные, что у эферийцев не бывает маленьких человеческих слабостей, глубоко заблуждались.