– Правда, незаконнорожденный ты. Мать-то твоя уж больно красивая девка, крепостная наша была. Служила в доме у отца моего покойного. Как едва увидал ее мой братец еще по молодости, так покоя лишился. Полюбовницей Гаврилы она была два года. Да все плохо закончилось. Его жена из ревности отравила твою мать мышьяком. Бедняжка почти сутки промучилась, ничего сделать не смогли. Матрена, мать-то твоя, взяла с Гаврилы слово перед смертью, что позаботится он о тебе. Его ведь сын. Брат-то мой умер, когда ты еще мальцом был. Я тебя под опеку свою и взял. Лишь позора боялся, оттого и скрывал ото всех, что ты племянник мой родной. А теперича, раз так все получилось, думаю, пара тебе фамилию отца носить. Справлю тебе новые документы и признаю тебя. Что думаешь об этом?
Опешив от слов Осокина, Матвей как будто остолбенел и лишь молча смотрел на Григория Петровича, не в силах поверить во все, что рассказал ему только что Осокин. Матвей вспомнил, что еще с детства был вольным и воспитывался в семье приказчика-казначея Лапина. Всю жизнь Матвей думал, что он подкидыш, а приемные родители никогда не рассказывали о его происхождении. Говорили, что мать с отцом еще в его младенчестве умерли. Матвей отчетливо помнил, что приемные родители хорошо относились к нему и обращались с ним так же, как со своими тремя детьми. Часто к ним в дом заезжал Осокин и подолгу беседовал с ним. Тогда Матвей удивлялся, зачем Григорию Петровичу это было надобно. Теперь все стало понятно.
Затем, когда Матвею исполнилось одиннадцать лет, Осокин распорядился, чтобы мальчик поехал учиться грамотам в Екатеринбург, а спустя три года Григорий Петрович определил юношу в помощники сначала к старшему мастеру по цеху, а затем через пару лет к главному приказчику на одном из своих заводов. Матвей был трудолюбив и все схватывал на лету. Видя благоволение Осокина к себе, Матвей старался исправно исполнять все свои обязанности и делать все по совести, чтобы Григорий Петрович не пожалел, что поставил его на эту работу. В двадцать один год Осокин после положительной оценки своего главного приказчика решил поставить Матвея главным на одном из заводов, где недавно умер управляющий.
– Лапин-то тебя по моему велению воспитывал. Ежемесячно выдавал я ему денег на твое воспитание и содержание.
– Неужели все правда, что говорите, Григорий Петрович? В это невозможно поверить! – пролепетал Матвей, начиная наконец осознавать, что дядя всю жизнь не просто опекал его, но и помогал во всем.
– Ты думаешь, я шутить такими вещами буду? – обиженно произнес Осокин. – Давно надо было тебе все рассказать. Я понимаю, что это неожиданно для тебя. Только придется привыкнуть, Матвей, что отныне ты будешь носить фамилию своего отца.
– Я не знаю, что и сказать, Григорий Петрович. Вы благодетелем моим всегда были. Еще с детства чувствовал я, что вы как-то особо относитесь ко мне, не как ко всем.
– Знаю, знаю. И разыскивать-то тебя теперь по тюрьмам поехал, ибо сердце не на месте было. Вижу, что толковее ты моего Никитки. Ему что ни поручи, все сделает плохо. А ты уж какой год свой завод в передовых держишь. Что скажешь, если оставлю тебе четверть моего наследства?
– Воля ваша, – тихо ответил Матвей, все еще не в силах поверить в то, что Осокин его дядя.
– Чувствую, осталось мне недолго на этом свете. Жаба грудная измучила. Вижу, что пустит по ветру мое состояние Никитка. Ему-то, негоднику, все вино пить и за девками бегать. Правда, Петруша еще есть, племянник, младшего братца сынок. Толковый он парень, но совсем сосунок еще, страшно его одного над всем оставлять. Так надеюсь, хоть ты поможешь, и сможете с ним сохранить что-то. Решил я, что Никитке четыре завода и льняную фабрику оставлю, а вам с Петром по заводу да Быстров рудник, что недавно нашли в Верховье Чусовой. А Наташе – завод фарфоровый. Но ведь баба она. Так дай мне слово, что, пока не выйдет замуж-то она, будешь пособлять в управлении. Приказчик-то на фарфоровом уж больно наглый и своенравный. Только я и могу справиться с ним. А ее он быстро вокруг пальца обведет.
– Обещаю. Сделаю, как скажете, Григорий Петрович.
– Вот и порешим на этом, – довольно закивал Осокин и тут же, нахмурившись, добавил: – Только обещай, что забудешь девку эту, что свести тебя в могилу хочет.
– А если это неправда?
– Ты что, слепой, Матвей? – озабоченно заметил Григорий Петрович. – Вижу и впрямь околдовала она тебя! Раз явных вещей не замечаешь. Я ж нашел тебя, когда ты умирал в тюрьме! Дело говорю. Послушай меня как отца, ведь добра тебе желаю. Как только забудешь девку эту, сразу жизнь твоя наладится. И пока у меня поживи, подлечись как следует. А через пару неделек мы вместе с тобой домой поедем. Я на тебя все бумаги оформлю, и завод тебе в собственность передам.
Все эти полтора года Матвей честно пытался забыть эту холодную девицу, которая безжалостно отправила его в тюрьму. И это, хоть и с трудом, но все же удавалось ему. До той поры, пока осенью не случилось неприятное событие, которое потребовало его участия в судьбе Вари…
Глава IV. Тайные желания