– Как все гадко, – пролепетала Варенька, закрыв лицо руками, и, упав на подушку, вновь заплакала. – Притащил этот невозможный клен, будто я селянка какая! – в сердцах нервно размышляла девушка.
Она ясно вспомнила шикарные корзины диковинных цветов, которые приносил в ее спальню дворецкий наутро после бала от очередного кавалера, когда она жила в доме отца. Вмиг ее мысли переметнулись на другую картину. И она отчетливо вспомнила, как ласкала обнаженную спину и плечи Матвея там, на сеновале. Затем память воскресила ее сладостные стоны и ласковые речи, что срывались с его губ тогда, и Варенька еще горше заплакала.
Когда она встала около восьми, Арина уже вовсю хлопотала на кухне, а Твердышева не было. Бледная и нервная девушка забрала у Арины очередную кастрюлю, которую та хотела водрузить на печь, заметив:
– Вы бы шли в мастерскую, Арина Афанасьевна, а то поздно уже, я сама все сделаю.
Варя жаждала скорее чем-нибудь занять себя, чтобы забыться от сладостно-горьких воспоминаний, которые с раннего утра травили ее душу.
– Старуха, зелья мне надо приворотного, чтобы любушка лишь на меня смотрела, – прямо с порога заявил Твердышев, входя в низкую избу, которая стояла на дальней окраине небольшого провинциального городка.
– Нет у меня такого зелья, – испуганно проскрежетала старуха.
Чуть отойдя в сторону, она опасливо поглядела на высокую фигуру Матвея в темной пыльной одежде. Мужчина нетерпеливо постукивал носком сапога по деревянному полу.
– Знаю, что есть. У нас бабы в селе все про это знают!
Сморщенная старуха прищурилась и внимательно оглядела пришедшего. Заметив на руке Твердышева серебряное кольцо, она оскалилась.
– Для женки твоей, что ли, зелье? – хитро спросила она.
– Нет, не для жены, – отрезал мужчина и тут же страстно добавил: – Для девки одной. Красавица такая, что глаз не отвести. Никак не хочет меня любить, только гонит как чумного…
– Грех это на других баб заглядываться, коли жена есть.
– Не твоего ума дело. Дашь зелья или нет? – не унимался Матвей.
– Нет. Да и не действует оно на невенчанных, – старуха отвернулась к печке, делая вид, что не хочет больше разговаривать с Твердышевым. Матвей стремительно приблизился к старухе и, остановившись от нее в двух шагах, прохрипел в ее сгорбленную спину:
– Ты, бабка, лучше по-хорошему помоги. Я ведь и на крайность пойти могу…
Медленно подняв голову, старуха вновь оглядела мужчину, который властно и угрожающе сверкал глазами.
– И что пристал, окаянный?! – возмутилась она. – Вижу, бес в тебе сидит и покоя не дает. – Немого помолчав, она уже тише объяснила: – Ты пойми, упертый, если насильно ту девку привяжешь заговорами и травами, это не любовь будет, а насилие над волей ее. Тогда ее бесы принуждать станут. И не любовь то будет, а зависимость больная. Понял, что ли?
– Что за жуть говоришь, старуха? – вспылил Матвей.
– Правду говорю. Совет тебе дам. Ты лучше подарок ей какой сделай. А сам ласковым и настойчивым будь, может быть, девка и сдастся на твою милость.
– И что, думаешь, поможет?
– А кто знает, – пожала плечами старуха и как-то хмуро улыбнулась. – Ежели хочешь, чтобы она полюбила тебя, то постараться нужно. А там всякое может случиться.
День Вареньки прошел в терзаниях. Мысль о том, что надо немедленно уезжать, точила ее каждую минуту. Измаявшись, она хотела сразу после обеда сходить к Тоболевым и передать через Степаниду Ивановну послание Василию. Но, вспомнив, что Тоболева недолюбливает ее, Варя решила зайти к ним вечером, когда урядник вернется с завода, и сама поговорить с ним.
Уже под вечер, переделав кучу дел по дому, девушка, желая забыться, сидела в гостиной вместе с Машей и пыталась на небольшом столике выкроить простую юбку. Машенька расположилась на стуле напротив нее и вышивала, а Танюша играла на дворе.
Твердышев необычно рано вернулся, около шести, и, едва войдя в комнату, заметил только Варю, сидящую за столиком к нему спиной. Маши от дверей не было видно, и Матвей решил, что дочка в своей спальне. Осторожно ступая, он незаметно приблизился к девушке и нежно провел ладонью по ее спине сверху вниз.
– Устала, лебедушка? – ласково проворковал он. Проворно наклонившись, он прильнул губами к ее коже за ушком.
Варя, не услышавшая его шагов, замерла и вытянулась, как натянутая тетива. Ее взгляд метнулся на Машу, которая, стиснув в ручках вышивание, ошарашенным взором смотрела в их сторону. Дернувшись, девушка со всей силы ткнула локтем Твердышева в бок.
Мужчина, подняв глаза, увидел дикий взгляд дочери, которая сидела напротив и, не моргая, смотрела на них. Побледнев, Матвей мгновенно отстранился от Вари и выпрямился. Поняв, что по недоразумению не заметил Машу, которая была в гостиной, он ощутил гадкое чувство в душе, ибо не хотел, чтобы девочка видела, как он целует Варю. Тут же придумав, как выкрутиться из щекотливой ситуации, он ласково обратился к Маше:
– Дочка, я тебе из города гостинцы привез и мамке тоже.
Однако Машенька, отбросив вышивание на стул, быстро вскочила на ножки и вихрем выбежала в сени. Варя, не поворачиваясь к Твердышеву, холодно отчеканила: