Пленница

— Суд завтра в десять, — припечатала тем временем Нандо-Ландо; ее необъятный бюст всколыхнулся, выдавая некоторое волнение. Похоже, ей не терпелось прижать к ногтю такую бессовестную возмутительницу спокойствия, как Наталья Кузнецова. — Вопросы к суду есть?

У Натки было, как сейчас говорили, сто-пятьсот вопросов, но, к ее вящему удивлению, Лена не собиралась задавать ни одного.

— Вопросов нет, ваша честь, — кротко произнесла она.

— Как это нет? — зашипела Натка, хватая сестру за руку. — Ты что, не понимаешь, что меня сейчас обратно в клетку отведут.

— Вообще-то ты этого очень даже заслуживаешь, — отрезала Лена жестко. — И кстати, заметь, что я тебя отговаривала от закачивания в грудь силикона. Я предупреждала, что это приведет к неприятностям?

— Не передергивай, ты меня стращала раком и прочими последствиями. О том, что я из-за пластики груди попаду в тюрьму, меня осудят на сорок лет заключения и будут угрожать расстрелять или изнасиловать, или сначала изнасиловать, а потом расстрелять, речи не шло.

— Или сначала расстрелять, а потом изнасиловать, — сообщила Лена спокойно. — Наташа, ты бы взяла себя в руки, что ли. Если у тебя хватило способностей опять влипнуть в неприятности, причем взять при этом столь небывалую высоту, что это даже вызывает уважение, то будь так добра, держи голову холодной. Нам это очень пригодится, когда я на суде буду вытаскивать тебя из проблем.

— А ты уже знаешь, как? — Глаза Натки вспыхнули надеждой.

— Понятия не имею, — призналась Лена. — Но у меня есть сутки, чтобы что-нибудь придумать. А Сэм мне поможет. Да, Сэм?

Благообразный старичок кивнул в знак согласия, когда Лена повторила ему последнюю фразу по-английски.

— Предварительное слушание окончено. Сильвия, отведите подсудимую обратно в камеру, — резко сказала судья Магути, которой, видимо, надоело смотреть на прелести подсудимой Кузнецовой, так явно намекающей на ее собственные физические несовершенства.

От мысли, что она сейчас опять окажется одна, без поддержки сестры, у Натки предательски защипало в носу.

— Наташа, пожалуйста, будь сильной и передай остальным, что мы что-нибудь придумаем, — сказала Лена, смягчив металлические нотки в голосе. Свою непутевую сестру ей было, разумеется, жалко. — И передай Вере, что мы с Сэмом постараемся что-нибудь узнать о судьбе ее детей.

Натка шмыгнула носом.

— Передам. Я понимаю, что Вере в сто раз хуже, чем мне. Мои дети дома, с Таганцевым и в полной безопасности. Мне даже представить страшно, что бы я сейчас ощущала, если бы они были здесь, в каком-то неведомом детском доме. В Африке. Ужас!

— Вот и не представляй, — посоветовала Лена. — А то я знаю твое богатое воображение и последствия, к которым оно приводит.

— Нам нужно идти, — с некоторой долей извинения в голосе сказала подошедшая Сильвия. — Не надо сердить судью. Пожалуйста.

— А мы уже закончили. — В голосе сестры звучала безмятежность, которой Натка завидовала и на которую сердилась. Конечно, это же не Лену сейчас запрут за железными прутьями. — Наташа, до завтра. Сэм, мне нужно, чтобы вы кое-что для меня сделали.

* * *

Несмотря на всю мою внешнюю уверенность, когда я выходила из здания суда, в горле у меня стояли слезы. Наташку мне было ужасно жалко. Казалось, я физически ощущаю тот липкий страх, который окутывал ее душу, заставляя сомневаться в себе, во мне, в надежде когда-то увидеть своих детей, обнять Костю, вообще вернуться домой, в Москву.

Конечно, в ее неприятностях виноваты были ее собственная самоуверенность и поверхностность в принятии решений. Но и свою вину я чувствовала тоже. Ведь подозревала неладное, когда только услышала о внезапных планах на отпуск, ведь царапало меня что-то изнутри при упоминании слова «Манзания», но я была слишком погружена в себя, в свою волшебную любовь, улетела в Калининград, не прислушавшись к внутреннему голосу. А я ведь знаю, что моя интуиция никогда меня не подводит.

Помочь Наташке выпутаться из беды было моим долгом и прямой обязанностью, вот только как это сделать, я понятия не имела. Впрочем, я привыкла следовать путем закона.

— Сэм, мне нужен свод юридических нормативных актов Манзании, которые действуют на данный момент, — сказала я, когда мы вышли из здания суда. — Вы же юрист, значит, можете мне помочь?

— Не вопрос, — тут же отреагировал он. — У меня дома есть все необходимое. На английском и французском языках. Устроит?

— Устроит, — вздохнула я, хотя и понимала, что юридические нормы, изложенные на чужом для меня языке, потребуют дополнительного времени, которого как раз и не было. Назначенный на завтра суд не оставлял ни малейшего шанса на промедление. — У меня нет другого выхода. Просто времени так мало, что я могу не успеть.

— Не опаздывает тот, кто никуда не торопится, — сказал Сэм.