Плесень

— Молоток, — похвалил Боб. — И слово «усёк» правильно употребил. Делаешь успехи.

— Валяй дальше, — это уже Андрею.

* * *

— Ну вот, — спокойно, как будто и не прерывался, продолжал Эндрю, — существует и промежуточная, серая область. Сюда можно отнести торговлю, полицию, журналистику, и так далее. Но и здесь можно разглядеть границу: между честными торговцами и мошенниками, полицейскими, выполняющими свой долг, и полицейскими, погрязшими в коррупции и работающими на криминалитет, журналистами, отстаивающими правду, рискующими жизнью, и писаками-холуями, продавшимися власти.

Биологический подвид «сердечных» практически совпадает с группой «трудяг», а «бессердечные» — всегда «халявщики». Так что не будет большой ошибкой использовать только одну пару терминов.

Различия между этими двумя подвидами глубоки и принципиальны. Анализ истории и политики, принимающий во внимание эти различия, может внести ясность в понимание причин и сущности социальных процессов, остающихся до сих пор туманными и вызывающих ожесточённые, но бесплодные споры.

Однако, ясность нежелательна и опасна для правящих элит. Затуманенными мозгами легче манипулировать, а осознание и адекватное моделирование социальной реальности неизбежно ведёт к пониманию ненужности и преступности правящих клик.

Публицисты и философы, рассуждающие о человечестве, нациях, народах, цивилизациях, сознательно или неосознанно лгут. Каждый из перечисленных выше объектов состоит из двух антагонистических компонент и поведение нации или государства как единого организма всегда обусловлено интересами только одной компоненты — халявщиков, и ни в малейшей степени не зависит и не защищает интересов трудяг.

Поэтому высказывания относительно стремлений народа или целей страны всегда пронизаны ложью. Эти стремления и цели не являются стремлениями и целями всей страны, всего народа, или даже большинства населения, а только лишь элиты, то есть халявщиков, паразитов. А мнения трудяг никто никогда не спрашивал и спрашивать не собирается.

Все политические перевороты и революции есть результат борьбы за власть между бандами халявщиков. Все войны в истории человечества были инициированы халявщиками и велись в интересах халявщиков.

— Ну надо же, как спелись! — вмешался Боб. — Нет, это просто поразительно! Когда успели?

— Ты что же, считаешь, что мнения двух мыслящих индивидуумов не могут в чём-то просто совпадать? — Эндрю удивлённо поднял брови. — У меня давно созрела дихотомия трудяг и халявщиков, но мысль о том, что различие между ними может находиться даже на биологическом уровне, просто не приходило в голову.

— Наверное, для этого надо быть биологом, — предположил Боб. — Простите, что перебил вас, господа, но для меня эта идея прозвучала как озарение. Я уверен, что вы оба ещё не до конца осознали всю мощь этой мысли!

— Ну-ка, ну-ка, чего это мы ещё не осознали? — чуть-чуть насмешливо спросил Эндрю, — прошу воспроизвести.

— Вы же решили философскую проблему, над которой бились десятки блестящих умов! — Боб аж подпрыгивал на своём стуле. — До сих пор не понимаете?

— Нет, — признался Эндрю.

— Ближе всех подошёл к разгадке Эрих Фромм, — продолжал Боб, — смотрите, демонстрирую. Дашенька, найди-ка там Фромма.

Даша послушно застучала по клавишам компьютера.

— Вот, — сказала она, — тут целый список книг. Как называется?

— «Душа человека».

— Есть такая.

— Давай сюда. — Боб принял компьютер из Дашиных рук. — Слушайте, самая первая фраза: «Одни полагают, что люди — это овцы, другие считают их хищными волками».

— Так разделения-то он не сделал? — с сомнением спросил Эндрю. — Он про всех людей говорит, в совокупности.

— Ты слушай дальше, — с воодушевлением продолжал Боб, — вот: «Не означает ли это, что существуют как бы две человеческие расы — волки и овцы?»

Боб с видом победителя обвёл взглядом всех сидящих за столом.

— Так, выходит, что ничего мы нового не открыли, — спокойно сказал Алекс. — Новое — это основательно забытое старое.

— А вот и нет! — радостно сообщил Боб. — Наш философ тут же и заблудился в трёх соснах. Цитирую дальше: «Может быть, и в самом деле отличительным свойством человека является нечто волчье и большинство просто не проявляет это открыто? А может, речь вообще не должна идти об альтернативе? Может быть, человек — это одновременно и волк, и овца, или он — ни волк, ни овца?»

— Как же так? — растерянно спросил Алекс, — человек высказал здравую мысль — и тут же от неё отказался? Как это объяснить?

— Очень просто, — продолжая радостно улыбаться, ответил Боб. — Эрих Фромм, когда писал свою работу, уже находился в сетях своей собственной концепции, поэтому и не заметил выхода из порочного круга.