Плетеное королевство

– Иголками? – нахмурилась Ализэ. Она осторожно прикоснулась к нему и почувствовала, как он напрягся, когда она провела рукой по изумрудной парче, по рельефной вышивке на ней. – У тебя… У тебя есть чувствительность к золоту?

Девушка нахмурилась.

– К золоту?

– Это шелк, да, – объяснила она, – но это шелк, сплетенный с золотой нитью. А здесь, – она провела рукой по рельефной вышивке на воротнике и на лацканах, – здесь золотых нитей еще больше. Это самое настоящее золото, ты не знал?

– Нет, – ответил Камран, глядя на нее как-то странно; на мгновение его взгляд упал на ее губы. – Я не знал, что золото можно вплетать в ткань.

Ализэ вздохнула и убрала руку.

– Можно, – подтвердила она. – Одежда может казаться тяжелой и немного грубой, но она не должна причинять тебе боль. И уж точно не должна ощущаться как иголки.

– Откуда ты это знаешь?

– Неважно, – ответила Ализэ, избегая его взгляда. – Важнее то, что тебе больно.

– Да. – Принц сделал к ней шаг. – Очень больно.

– Мне… мне жаль это слышать, – сказала Ализэ, нервничая. Она начала нести первое, что пришло ей в голову. – Это довольно редкое явление, но я думаю, что у тебя может быть чувствительность к золоту. Возможно, в будущем тебе стоит избегать носить такие ткани, а если ты хочешь более мягкую одежду, ты можешь попросить у швеи шелковый шармез или атлас, и избегать жоржета и некоторых видов тафты, или даже…

Она остановилась, когда Камран прикоснулся к ней, когда его руки легли на ее талию, а затем двинулись вниз по бедрам, его пальцы начали осторожно ласкать ее кожу сквозь слои прозрачной ткани. Ализэ задохнулась и почувствовала, как прижалась спиной к мраморной колонне.

Принц был так близко.

Он пах апельсиновыми цветами и чем-то еще – жаром, мускусом, кожей…

– Зачем ты пришла сегодня вечером? – спросил он. – Почему? И твои ранения… Это платье…

– Камран…

– Скажи, что ты вернулась за мной, – прошептал он. В его голосе прозвучала нотка желания, которая поставила под угрозу все благоразумие Ализэ, все ее самообладание. – Скажи, что пришла ради меня. Что ты передумала.

– Как ты можешь говорить такие вещи, – выдавила она, руки ее начали дрожать, – в тот вечер, когда ты должен выбрать себе в невесты другую?

– Я выбираю тебя, – просто сказал принц. – Я хочу тебя.

– Мы… Камран, ты не можешь… Ты знаешь, что это безумие.

– Я понял. – Принц опустил голову и отстранился, оставив девушку замерзать без своего тепла. – Значит, ты здесь по другой причине. Не поделишься ли этой причиной?

Ализэ ничего не ответила. Она не могла ни о чем думать. До нее донесся вздох Камрана.

– Тогда могу я задать другой вопрос? – спросил он через мгновение.

– Конечно, – согласилась Ализэ, отчаянно ища, что сказать. – Спрашивай.

Принц поднял голову и встретился с ней глазами.

– Откуда ты знаешь туланского царя?

37

Камран старался ничем не выдать боли, терзавшей его сейчас, пока он ждал ответ Ализэ. Его сердце и кожу раздирала двойная агония: одежда с каждым мгновением причиняла все больше неудобства, а теперь еще и этот спазм, грозивший разорвать грудь принца на части. Камран не мог смотреть на Ализэ, ожидая, пока она заговорит. Неужели он совсем ее недооценил? Неужели он действительно оказался таким глупцом, каким его считали дед и министр? Ализэ преподносила сюрпризы каждым своим шагом, намерения ее было невозможно разгадать, а ее поступки ставили принца в тупик.

С чего бы ей поддерживать связь с правителем вражеской империи? Как и когда началась их дружба?

Камран надеялся, что Ализэ развеет его подозрения, сказав, что она пришла сегодня вечером ради него, чтобы быть с ним; то, что она так легко отвергла эту возможность, стало одновременно и ударом, и подтверждением – подтверждением опасений принца.

Ведь зачем тогда она вообще пришла?

Зачем ей было пробираться на королевский бал, и как все ее раны чудесным образом оказались залечены, а одеяние прислуги заменил дорогой наряд? Почему после стольких отчаянных попыток спрятаться от посторонних глаз за снодой – скрыть свою личность – она сбросила с себя маску, явившись во дворец, где любой незнакомец мог увидеть ее лицо?

Камрану представилось, как король обвиняет Ализэ в вероломстве, в том, что она легко манипулирует разумом и эмоциями принца, подобно неуловимой сирене. Камран слышал каждое слово этого воображаемого обвинения, видел каждую деталь правдоподобных доказательств короля, способных послужить поводом для ее осуждения, и все же не мог отвергнуть девушку – по причинам настолько ничтожным, что это вызывало смех: Камрану казалось, что она в опасности.

Его инстинкты настаивали на том, что, вопреки всем уликам, сама Ализэ не представляет никакой угрозы. Напротив, принц опасался, не грозит ли беда ей.

Даже сам себе он казался глупцом.