Все было гораздо хуже, чем Джек говорил. Видения мучили его не первую неделю – он постоянно видел другой мир, наложенный поверх реального. Когда Август начал замечать неладное и скрывать свое состояние Джек больше не мог, он не выдержал и признался другу, но солгал о частоте приступов. Умолчал о том, что галлюцинации постепенно заполняют все его поле зрения.
Сейчас он видел – а Август нет – землю, покрытую ковром из спутанных лоз, которых в действительности не существовало, потому что Джек о них не спотыкался. Он слышал шум реки, видел Августа, но все остальное окутывала тьма, похожая на лесную чащу: деревья росли так густо, что он, пожалуй, не смог бы протиснуться между ними.
Джек точно знал одно: когда он волновался, галлюцинации усиливались, заслоняя реальный мир. Так продолжалось, пока он не отворачивался и не брал себя в руки. Когда он переводил взгляд обратно, все опять выглядело нормальным, ну, более или менее. Но главное… Джек каждый раз терзался сомнениями, увидит ли реальный мир снова, когда повернется, или навсегда застрянет в мире видений.
Сейчас, когда скула саднила, а сердце стучало как бешеное, он не мог себя контролировать. Галлюцинации обступили его, избавиться от них не получалось. Что бы ни пряталось в чаще, это повергало Джека в холодный пот, поэтому он старался смотреть на Августа. Краем глаза Джек видел птиц, усыпавших ветки всех деревьев; кажется, это были вóроны. С их скелетов свисали перья и клочья мяса, вороны гнили заживо, но сотни глаз сохраняли ясный блеск и неотрывно наблюдали за Джеком и Августом. Вороны почти не шевелились, лишь изредка точили клювы о ветки или вертели головами, реагируя на движения людей. Они вели себя так странно, так не по-птичьи, что Джек отвлекся на это зрелище. Лишь на секунду он отвел взгляд от друга, а когда посмотрел опять, тот исчез и на его месте стоял незнакомец с лицом Августа.
В этой версии Август был облачен в самодельные кожаные доспехи, изрядно поцарапанные, местами залатанные. Некоторые элементы выглядели старее других, точно достались ему от прежних владельцев. Одежда, видневшаяся из-под доспехов, тоже была сильно поношенной, чиненой-перечиненой. Джек пожалел, что не может осязать предметы в этом мире, ведь он знал, что ткань на ощупь окажется такой же мягкой, как на вид. Этот Август во многом походил на реального, разве что выглядел чуть грубее. Черные волосы, которые настоящий Август с утра тщательно причесал, у этого вились непослушными кудрями. Под глазами пролегли темные круги, и, хотя лицо у него было сердитое, он плакал.
Август за всю жизнь ни разу не плакал в присутствии Джека. Вот вам и подсказка. Этот Август не его друг.
Слезы ненастоящего Августа подлетали вверх, неуязвимые перед силой тяжести, и оставляли дрожащие влажные дорожки, тянувшиеся к небу. На груди материя его рубашки пропиталась кровью, и когда он заметил взгляд Джека, то прикрыл темное пятно ладонью, посуровев еще больше. В другой руке он держал зайца – единственное светлое пятно во всем лесу. Зверька этот Август пристроил на сгибе локтя; заяц тихонько жевал его рукав. Чтобы кровь, сочащаяся из сердца, не залила меховую шубку, Август держал сложенную чашечкой ладонь под грудью.
– Так ты… этого… хотел? – обратился Джек к иллюзии.
Этот Август лишь молча закрыл глаза от боли, а затем протянул к нему окровавленную ладонь. В ответ Джек тоже вытянул руку – разве он мог иначе? Их пальцы соприкоснулись, и вдруг вороны оглушительно закаркали, все одновременно. Хлопая крыльями, стуча мертвыми костями, они целой стаей снялись с деревьев и сбились в черную тучу, закрывшую собой сияние луны. Их было такое несметное количество и двигались они так стремительно, что Джек как будто ослеп до тех пор, пока последняя птица не растаяла в вышине.
Когда воронье разлетелось, перед Джеком – синяя куртка, джинсы, чистенькие кеды, стиснутые кулаки – стоял
По спине пробежал холодок страха. Но ведь это же