Плетён и две батонки

– Как она? Ну… нет, ну что ты! Она была знаменитой, она столько всего сделала!

– Ну все равно, мама – значит, ты – как она! – сказала Женя.

Как она. Мечта юности. Быть, как она. Писать статьи, переводить, участвовать в научных конференциях. Чтобы показывали по телевизору и говорили по радио. Чтобы были ученики и последователи.

И в другом быть – как она. Быть зло-остроумной. Уметь одним словом поставить человека на место. Не смущаться. Уметь добиваться своего.

Когда-то Киру, зеленую девчонку, начинающую аспирантку, обидела злющая тетка с другой кафедры. Явившись в университет, Софья Моисеевна тут же заметила Кирино несчастное выражение лица и стала выяснять, что случилось. Выслушав жалобы, она ласково погладила Киру по плечу и сказала:

– Не сердись на нее, детка! Прости ей! Только подумай – она ведь ни разу в жизни не была замужем…

У самой Софьи Моисеевны с замужествами было все в порядке.

– Как ты понимаешь, детка, у меня был не один муж…

Кира когда-то видела ее фотографии. В молодости Софья Моисеевна была ошеломляюще, оглушительно красива. Теперь, в старости, она любила о красоте поговорить.

Рассказывая про классика литературы, она притворно-смущенно добавляла:

– Увидев меня, он упал на колени и воскликнул: о, если бы я был на тридцать лет моложе!

Рекомендуя Кире книгу по диплому, она задумчиво говорила:

– Обрати внимание, детка, эту книгу написали муж и жена. Они были такой красивой парой, он так ее любил! Правда, при этом он увлекался каждой хорошенькой аспиранткой… кстати, я была его аспиранткой.

Кира слушала ее изящные маленькие рассказики из жизни и млела. Она никому бы в этом не призналась, но ей ужасно хотелось, чтобы и к ее ногам падал знаменитый писатель, а заведующий кафедрой, молодой красивый профессор, обратил на нее хотя бы капельку внимания.

Ничего из таких прекрасных мечтаний не вышло, внимание на Киру обратил сын маминой подруги, очень милый мальчик-аспирант, и на третий год знакомства они поженились. Еще через два года родились близняшки. Кира тогда училась на третьем курсе аспирантуры.

Конечно, первый год о диссертации она и не вспоминала. Девочки были относительно спокойными, но все-таки времени ни на что не хватало. Еще повезло: когда девочкам исполнился год, на пенсию вышла мама Киры. Кира вздохнула свободнее и снова стала появляться в институте.

Софья Моисеевна, увидев Киру после долгого перерыва, удивленно подняла брови:

– Кира? Это ты? Боже мой, детка, а где же твоя чудная фигурка?

Кира, после рождения дочерей прибавившая пятнадцать килограммов и чувствовавшая себя жирной коровой, покраснела, забормотала что-то и поспешно убежала. О словах старухи она никому не рассказала – было стыдно. Вечером в ванной, разглядывая себя в зеркало, она плакала и давала себя слово сесть на диету. Продержаться она сумела два дня, а потом махнула рукой и снова стала доедать за дочками и активно пробовать еду, когда готовила.

Видимо, Софье Моисеевне понравилась Кирина реакция, и при каждой встрече она недоуменно качала головой:

– Ну надо же, Кира… а ведь какая у тебя была фигурка!

Кира избегала ее как могла, но старуха, казалось, нарочно подлавливала ее в людных местах. Как-то, после очень удачного семинара, Кира шла в окружении своих студентов. Ползущая навстречу Софья Моисеевна привычно подняла брови:

– Кира! Где же твоя чудная фигурка!

Студенты зашептались за спиной. И тут Кира взорвалась:

– Софья Моисеевна, я стала старше! А годы никого не красят, вы же это тоже заметили, не так ли?

Софья Моисеевна, казалось, оторопела. Студенты затихли. Софья Моисеевна повернулась и молча двинулась дальше.

Кира быстро распрощалась со студентами и убежала на улицу. По дороге домой она вспоминала свои дерзкие слова и мучилась – с одной стороны, она все сказала правильно. Она уже не девочка и не студентка, чтобы ее можно было так унижать. С другой – нахамить самой Софье Моисеевне!

Но, оглядевшись, Кира стала замечать, как отношение к старухе меняется. Секретарша кафедры, подняв телефонную трубку и выяснив, что звонит Софья Моисеевна, закатывала глаза. Заведующий кафедрой уже не советовался с ней, как прежде. Студенты позволяли себе хихикать на ее лекциях.

После того случая Софья Моисеевна долго делала вид, что не замечает Киру. Потом, правда, пришлось заметить и заговорить – Кира ехала в питерское издательство, и Софья Моисеевна передала с ней рукопись.

Кира приехала к ней вечером – перед поездом. Софья Моисеевна впустила ее в прихожую и начала ядовито расспрашивать – как поживает диссертация, скоро ли она будет готова.

– Ты подавала такие надежды, Кира! Как жаль, что ты оказалась неспособна к научной работе. И знаешь, вчера звонила Анна Владимировна. Она сказала, что твой последний перевод оказался совершенно никудышным…

Кира знала, что Анна Владимировна, редактор издательства, никогда не сказала бы ничего такого, но тупо молчала. Софья Моисеевна продолжала:

– Мне очень обидно, что так вышло. Ты – мой педагогический брак, Кира!

Она царственным движением протянула Кире увесистый сверток и четко выговорила:

– Счастливого пути!