Плетён и две батонки

Кира не знала, что сказать. В последний раз, когда Софья Моисеевна приглашала ее подобным образом, в гостях у нее оказалась знаменитая переводчица, не менее знаменитая, чем сама хозяйка. Кира робко показала ей свои стихотворные переводы, и переводчица пару раз благосклонно кивнула. Вдруг и в этот раз она познакомится с кем-то очень важным? Но было жалко поездки с Толей.

– Я жду тебя к двенадцати, – все решила за нее Софья Моисеевна.

Кира позвонила Толе, что-то жалко лепетала в трубку, извинялась и объясняла. По счастью, он не обиделся – сказал, что тогда пойдет поможет отцу в гараже.

В квартире Софьи Моисеевны была настоящая разруха – около батарей стояли тазики с водой, в ванной лужа грязи, на кухне сорвана занавеска. По всему дому бродили мрачные мужики с красными глазами. Переговаривались они исключительно матом. Софья Моисеевна бегала за ними и пыталась что-то объяснить. Они смотрели на нее дикими глазами и шли дальше по каким-то только им понятным делам. Увидев Киру, Софья Моисеевна схватилась за сердце:

– Слава богу, детка, ты наконец-то приехала! У меня, видишь ли, меняют трубы. С самого утра пришли. А я не могу с рабочими. Не знаю, как с ними разговаривать. К вечеру должны закончить, но они еще не начинали. Разберись с ними, а я пойду работать – в кабинете трубы менять не надо…

И она скрылась в своем кабинете. Кира растерянно смотрела ей вслед.

Как говорить с рабочими, она не знала тоже. Ее, единственную дочку в семье, родители оберегали от всех житейских дел. Она попыталась вступить с беседу с самым главным, как ей показалось – но он только посмотрел на нее мутными глазами, а потом взял за плечо и отодвинул в сторону. Через час они собрались уходить, сказав, что у них обед. Вода, капающая из батареи, тем временем уже переливалась через края тазиков, а вылить ее в туалет или в ванну было нельзя – трубы были вывернуты, и вода вытекла бы на пол. Глядя на уходящих рабочих, Кира расплакалась, и они ее неожиданно пожалели: за сорок минут вырвали старые трубы и установили новые. Орудуя каким-то непонятным инструментом, старший спросил:

– Ты внучка, что ль?

– Нет… – пропищала Кира, – я… ученица. Аспирантка.

– Чего? – изумился рабочий, – так старуха чего, учительница, что ли?

Рабочие ушли, и из кабинета выплыла Софья Моисеевна. Брезгливо оглядев лужи на полу и тазики, она проронила:

– Как тут грязно…

Кира поспешно схватила тряпку и начала убирать. Софья Моисеевна стояла в дверях. Кира вдруг вспомнила слова рабочего:

– Софья Моисеевна, а рабочий спросил меня – кто я – ваша внучка?

Софья Моисеевна скривилась.

– Ты – моя внучка? Вряд ли у меня могла бы быть такая внучка… И ушла в кабинет. Киру бросило в жар.

Как она могла сказать про внучку молодящейся Софье Моисеевне? А кроме того, она как будто увидела себя ее глазами – грязную, но при этом в нарядном платье, с тряпкой в руках – как домработница… как она могла согласиться убирать? Она же действительно аспирантка, а не уборщица!

Все эти мысли вихрем пролетели в Кириной голове. Она поспешно домыла пол, сполоснула руки и постучала в кабинет:

– Софья Моисеевна!

Та вышла, обозрела относительно чистый пол и снисходительно произнесла:

– Тебе, наверное, пора, Кира? Чай тебе предлагать не буду – не те условия…

Девочки уже спали. Кира бессмысленно ходила по квартире. Где все те бесчисленные книжки, которые Софья Моисеевна ей дарила? Это были ее переводы и критические работы, а то и просто книги, которые старой переводчице уже не были нужны. Кира радостно тащила все домой, расставляла на полках и берегла. Куда делись все эти книги?

На свадьбу Киры Софья Моисеевна пришла вся в белом и выглядела едва ли не краше всех. Кирин отец восхищенно заметил:

– Софья Моисеевна, вы прямо как невеста!

Старуха тонко улыбнулась:

– Да… божья невеста.

После регистрации, когда Кира уже бросила назад свой букет и одна из подружек, отчаянно визжа, его поймала, Кира, гордая новым статусом жены, дерзко спросила Софью Моисеевну:

– А почему же вы не пошли ловить букет?

Софья Моисеевна махнула рукой:

– Не хотела лишать шанса твоих подруг…

На следующее утром Кира встала рано. Девочки еще спали, муж собирался на работу. Кира выпила кофе.

Что надеть? Почти вся хорошая одежда осталась в другой стране. Черное платье слишком обтягивает. Брюки? Но нет никакой подходящей кофточки. Перебирая шкаф, Кира едва не расплакалась. Вышла мама, увидела Кирино расстроенное лицо и принялась утешать:

– Ну Кирочка, что делать? Она была совсем старенькой. А ты молодец, что приехала.

Кира вытерла навернувшиеся слезы.

До крематория Кира добралась удивительно быстро. У ворот ее ждала подруга – они успели созвониться с утра.

…Неужели это все правда, и это она там? И все кончилось, и никогда больше в трубке не прозвучит ее голос? Никогда она не подарит книжку, никогда не позвонит, никогда не расскажет что-то язвительно-смешное? Все кончилось? И юность кончилась? А где же тот майский день с грозой, когда еще совсем не старая Софья Моисеевна сидела на кафедре и рассказывала Кире о своей жизни, а Кира слушала и млела?