Пляж на Эльтигене

Поразилась Поленька другому. Оказавшись по делам на окраине Сосновки, она обнаружила неожиданно для себя с новым и неприятным чувством, как разросся городок и незнакомо стало вокруг. Вот тут и почудился стремительный бег времени. Окраинные дома дотягивались до Семеновского леса. Привычные глазу с юности овраги и склоны были тщательно выровнены, отглажены так, что лишь опытный, знающий глаз мог угадать прежний, навек исчезнувший пейзаж. Людям, которые жили в новых домах, было, наверное, хорошо, но Поленьку охватила грусть по ромашкам на лугу, по буйной и страшной пропасти оврага, с которым было связано много приключений, а еще больше слухов, похожих на сказки, — с лисицами, белками, совами и прочей лесной тварью. А вернее всего, было просто жаль промелькнувших лет. Тут и стали они заметны, в новых улицах, незнакомых домах, в другой, чужой и непонятной Сосновке. На распаханных, утрамбованных и засеянных ровной травкой склонах старую сказку уже невозможно было отыскать.

В длину Сосновка вытянулась еще больше. Дальний край ее почти смыкался с Тишково. Гордость местных жителей, Тишковский механический поблек рядом с новым заводом радиоэлектроники. Здесь Поленька знала каждый цех, каждый этаж, каждую плашку-стекляшку. Через ее руки прошли тысячи бумаг, пока трест возводил корпуса, менял планировку, потому как не привыкли еще работать, чтобы не обсуждать и не менять, после того как все утверждено.

Тишково тоже застраивалось и тянулось к Сосновке, оба городка скоро должны были слиться. А ведь до войны между ними был такой лес, что на лошади не сразу доскачешь. Теперь же в «верхах» начали обдумывать, какое название дать новому городку. И хотя «главная» индустрия размещалась в Тишкове, склонялись, что Сосновка звучит красивее.

Мать с отцом не вернулись в родные места. Обещали, раздумывали, но так и остались в Куйбышеве. У них там была хорошая комната, рядом с домом поликлиника. А это для стариков стало важнее, чем хороший магазин. Словно бы в насмешку, в Сосновке напротив их дома тоже построили поликлинику. Сама судьба не без юмора подкинула новую пищу для толков в маленькое семейство. Но к тому времени старики уже приняли решение.

Переписывались редко, просили об одном — приехать. И Поленька обещала.

Может быть, вид чужой, непонятной, разросшейся Сосновки подтолкнул ее, но в конце концов она взяла неделю от отпуска, поехала и нашла своих стариков. Чтобы избежать лишних расспросов и произвести впечатление, накупила подарков, разоделась, как шамаханская царица. Но вышло не лучше, а хуже. Мать без конца возвращалась к прошлому, спрашивала о Павлике и под конец сделалась совершенно невыносима. Чувствовалось, что и отец встревожен.

— Поймите же! — говорила Поленька. — Замуж я выйду в любой момент. Только зачем? Пеленки стирать? Да муженька поджидать с получкой или без получки? Знаю я! Насмотрелась на некоторых подружек. Вы будете спокойнее, если мужик, который навяжется мне на шею, будет пить? Пока что я отвечаю сама за себя.

Мать, видно было по лицу, не соглашалась, но не успевала вставить слова, только вскидывала и роняла руки, приговаривая:

— Да уж чего уж тут… уж так-то зачем?..

Выговаривая матери, Поленька негодовала и удивлялась, отчего та не понимает и не ценит, что лучшие, известнейшие люди ухаживают за ней. Всеми силами пыталась она втолковать родителям, как довольна своей судьбой и счастлива. Но чувствовала, что говорит нервозно и не может сама себя убедить. Однако повторяла:

— Мне хорошо, мне спокойно.

Недели с избытком хватило, чтобы все обсудить и ни с чем не согласиться. Когда вернулась в Сосновку, ей показалось, что друзья прямо пропадали без нее, столько посыпалось телефонных звонков, новых предложений, заманчивых встреч. Поленька с удовольствием отвечала, отвлекаясь от грустных мыслей, стараясь забыться в вихре веселых забот.

Хотелось одно время втянуть в этот круговорот Тоню Морозову, чтобы и та убедилась, как ей радостно и хорошо, а не глядела’ с осуждающим видом. Но Тоня, пожав плечами, отрезала в ответ:

— С ума сошла?

Поленька рассмеялась.

— Как хочешь… Всего лишь дружеское застолье. А люди какие!

Тоня обузила свой утиный нос, что означало у нее сильную степень возмущения.

— Нет уж, подружка, — со вздохом вымолвила она. — У тебя своя дорога, у меня своя. От этих горшков я никуда не денусь. А могла бы, все равно не пошла.

Выглядела Тоня так, словно была много старше. Некрашеная, с узким, стянутым на затылке пучком волос. Поленька ушла с твердым убеждением, что Тонина судьба от нее не уйдет и надо держаться от этих «горшков» как можно дальше. И такой возможности нельзя не радоваться.

Была у нее, однако, и другая жизнь, короткая, сумеречная, о которой не догадывался никто. Там не звучала музыка, не слышалось веселья, а лишь звенящая тишина наполняла мир и дрожали натянутые до предела нервы. Несколько раз Поленьке удавалось избежать опасности. Она даже стала глохнуть одно время, столько лекарств наглоталась. Однако, едва опасность проходила, Поленька тут же забывала об этом.