Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

– Я думаю, что Плисецкая – та индивидуальность, которая умела подчинить балетмейстера. Я, например, спрашивал: как вам Бежар? «Ой, я была счастлива, мне было так все удобно». – Смеется. – Бежар – сложный балетмейстер. А «Айседора»? Это же шедевр. Это ожившая Греция. Волосы, этот лик, простота какая-то. Гениальное произведение. Два талантливых художника создали.

Хореограф и балерина настолько «попали» в этот образ, что Плисецкая не избежала соблазна использовать поставленные для нее движения еще раз: если вы посмотрите на то, как танцует (а вернее, какие принимает позы) ее Нина Заречная в первом акте «Чайки», то, несомненно, узнаете бежаровскую «Айседору». Когда мы говорили с Наталией Касаткиной о сотрудничестве Плисецкой и Бежара, она сказала: «Там совершенно другая лексика, но у нее настолько подвижное, настолько богатое тело, богатая пластика. Она все делала, как хотел Бежар, это все было сделано досконально».

Бежар, была уверена Плисецкая (и эту ее уверенность разделяют многие историки балета), – один из великих реформаторов балета ХХ века. Не зря ведь его первая труппа так и называлась Ballet du XXe Siècle – «Балет ХХ века». Вторую он назвал своим именем – оно уже стало важнее века. «Он постоянно развивает себя, – говорила Плисецкая. – Есть балетмейстеры, которые берут старое и делают новое. А есть те, кто делают новое и у него берут. К последним относятся и Бежар, и Баланчин, и Голейзовский. <…> Бежар, на мой взгляд, один из самых крупных художников нашего времени. Он одинаково понимает и балет, и драму, а из синтеза этих двух искусств создает замечательные вещи».

Во многом благодаря сотрудничеству с Майей Плисецкой труппа Бежара смогла приехать на гастроли в Советский Союз. Первые – сенсационные – гастроли прошли в Москве и Ленинграде в 1978 году. Тогда советские зрители и увидели впервые «Айседору» с Плисецкой. Екатерина Максимова и Владимир Васильев танцевали дуэт из балета «Ромео и Юлия», а Васильев – «Петрушку», поставленного Бежаром специально на него. О том, каким сильным было впечатление от тех гастролей, мне рассказывал народный артист СССР, художественный руководитель Большого театра Беларуси Валентин Елизарьев. Он тогда ставил в Минске балет «Весна священная» на музыку Игоря Стравинского, но, увидев спектакль Бежара, был настолько ошеломлен, что отказался от своей работы: боялся, что вольно или невольно повторит какие-то хореографические находки. И вернулся к этому замыслу только в 1982 году.

Через пару лет прошли вторые гастроли труппы «Балет ХХ века», но только в Ленинграде: Бежар не захотел приехать в Москву, протестуя против того, что Министерство культуры отказалось от практически согласованного контракта, по которому хореограф должен был поставить в Большом театре «Девятую симфонию» Бетховена. Советские чиновники продолжали сопротивляться тому, что приводило профессионалов и любителей балета в восторг. А в Ленинграде с участием артистов труппы Бежара сняли документальный фильм, в котором на фоне великолепных дворцов и интерьеров танцуют артисты Бежара и Кировского (Мариинского) театра.

В 1978 году Морис поставил для Майи балет «Лебедь и Леда» на музыку Камиля Сен-Санса (если Лебедь и Плисецкая, то тут или Сен-Санс, или Чайковский) и японскую народную музыку, а в партнеры ей дал своего любимца Хорхе Донна. Что это был за балет! Бежар объединил все легенды – древнегреческую о красавице Леде, которую Зевс соблазнил, обернувшись Лебедем, и японскую – о рыбаке, влюбившемся в вещую птицу. Начинала Плисецкая танцевать в балетной пачке, а в финальных сценах оставалась обнаженной – не в прямом, конечно, а в балетном смысле: в трико телесного цвета. Это было вызывающе сексуально: «Дальше шли такие поддержки, что, загляни товарищ Иванов с советским послом в репетиционный зал, остались бы товарищ Иванов и посол до смерти своей заиками», – посмеивалась Майя в своей книге. Что правда, то правда: с точки зрения советской морали (а мы помним отклики телезрителей на смелую хореографию Валентина Елизарьева в «Фантазии» двумя годами ранее) балет был рискованным, на грани. А иногда и за ней. Но у Плисецкой сомнений не было.

– Она внимала Бежару, открыв рот, – объяснял мне Родион Щедрин, – на все согласна, – смеется. – Понимаете, хоть на голове крутись – согласна. Она ему верила.

– А что нужно, чтобы стать великим балетмейстером, в вашем понимании?

– Я думаю, что нужно вспомосуществование Господа Бога, которое было у Бежара. Я считаю, что это абсолютный гений.

Премьера прошла в Париже. Плисецкая и Хорхе Донн были единственными исполнителями этого балета и танцевали его в Брюсселе, Буэнос-Айресе, Сан-Пауло, Рио-де-Жанейро, Токио и много где еще. Но не в Москве. Советский Союз этого балета так и не увидел: слишком эротический, слишком откровенный.