Плюс-минус бесконечность

Странно, что он вспомнил об этом сейчас, только что проснувшись, даже глаз еще не раскрыв, в этом проклятом, каком-то насильствующем доме… Но все! Больше его ничто здесь не удержит. Повесть закончена, и даже подписан договор с издательством – это Алечка провернула, спасибо ей… Вчера… или не вчера… Ну, ладно, не будем заострять – недавно… Вошла сияющая, неуловимо нарядная в своем мнимо скромном темно-сером, отделанным кипенно-белым кружевом платье, с таинственным видом, словно готовя праздничный сюрприз для мальчишки-шалуна:

– У меня для тебя кое-что есть… – и с легким торжеством плюхнула прямо на тумбочку несколько листков бумаги, предусмотрительно положенных на твердую папку.

Руки у него тряслись после очередного стрясшегося накануне загула, в голове не утихало далекое бренчание, нестерпимо хотелось пить – но Алексей пересилил себя, демонстрируя несуществующую заинтересованность. Он уже знал, что печатных строчек не разберет – все они слились для него в грязные серые пятна на гербовой, кажется, бумаге – но признаться в этом было равносильно какой-то самой последней трагедии, и потому он старательно изобразил углубленное чтение, даже головой кивал для убедительности. «Хорошо, что ей можно полностью доверять… – прошмыгнула слабая мысль. – Иначе так ведь что угодно можно подсунуть…».

– Ну? Прочел? – с радостным предвкушением похвалы и сопутствующей ласки Аля придвинулась к нему, обдав свежестью, – как окно в весенний сад открыла. – Ты не рад, что я это устроила? Почему не подписываешь?

– Конечно… Здорово… – забормотал он. – Спасибо тебе… огромное… Я просто не пойму, где тут…

Женщина коротко засмеялась:

– Да вот же! – вложив в его покорную руку «паркер», она бережно подвела ее к нужному месту: – Вот здесь пишешь полностью фамилию, имя и отчество, здесь расписываешься. А потом – на следующих листах – то же самое. И все.

Он слегка успокоился: собственноручно выведенные крупные буквы хотя и колебались перед ним в преувеличенно прозрачном, будто воздух над костром, мареве, но были почти различимы. Но должен же он был узнать, что подписывал, пусть и задним числом!

– Ты прочти мне сама… Вслух… Я хочу еще раз… Вникнуть в подробности… – вернув Але бумаги, обессиленно попросил Алексей.

– Конечно, – и ровным голосом она зачитала замечательный договор с известным издательством-гигантом о том, что оно обязуется выпустить его повесть отдельной книгой в твердом переплете, распространить немалый тираж, выплатить достойный гонорар и еще много чего хорошего ему в этой жизни сделать…

Художник откинулся на подушку. На глазах выступали сентиментальные слезы, сердце сладко стучало: главное он осилил, остальное не так уж важно…

А ночью Алексею стало плохо – так плохо, как никогда в жизни. Беспощадно поднималась изнутри и фонтаном выплескивалась густая рыжая рвота; словно черные шторки то и дело задергивались на глазах – и он летел в рыхлую враждебную пустоту, ударялся о невидимую упругость, протяжно стонал и хрипел, прозревая, – но тут все начиналось по-новой… И опять… «Нужно «скорую», – доносился, как из тоннеля, перепуганный Алин голос. – Мне одной не справиться!». Мелькали в полутьме незнакомые мужские лица, твердые руки бесцеремонно подхватывали его и тащили, гремело железо, он катился, давясь и сотрясаясь, ногами вперед к сверкающей красно-белой машине, стоявшей в их переулке, – как тогда… и тогда… и тогда… О, Господи! Да, да, как большая птица…

И в смертном ужасе больной открыл глаза.