Плющ

Мой голос повышался, я ничего не мог с собой поделать. Потому что теперь Флойд сидел с ними на кровати, обняв Софи одной рукой за плечи, как бы успокаивая. И когда Мэдди взяла его за руку, он взял ее так, как берут руку испуганного ребенка. Чтобы утешить и ее тоже. Они сидели на кровати, а я стоял в дверях, и я видел их глаза и знал, что они против меня. Даже Мэдди была против меня. Особенно Мэдди, как мне кажется. Мой школьный ангел-хранитель.

- Разве вы не видели, как я кивнул головой, потому что понял, чего она хочет? Я уж точно вас видел - все кивали одинаково. Теперь я, должно быть, сплю. Потому что не может быть, чтобы люди, с которыми я рос здесь, в этом богом забытом уголке мира, могли превратиться в кладбищенских упырей.

Лицо Мэдди вытянулось, и она заплакала. И я был рад, что довел ее до слез. Вот как я был зол, как злюсь до сих пор, когда думаю о них, сидящих там при свете лампы. Когда я думаю о жестяной коробке с Милашкой на откинутой крышке, и всем ее внутренним содержимом, вываленном наружу. Их руки и колени были заполнены её вещами. Их глаза были заполнены её вещами. И их сердца тоже. Не ей самой, а ее вещами. Ее наследством.

- Ты - самодовольный маленький ханжа, - сказала Эвелин. - И всегда был таким!

Она встала и провела ладонями по щекам, словно вытирая слезы... но в ее пылающих глазах слез не было. Только не сегодня вечером. В этот вечер я видел своего брата и трех сестер с отброшенными масками.

- Хорош навешивать ярлыки, - парировал я. Мне она никогда не нравилась - царственная Эвелин, чьи глаза были так сосредоточены на поиске добычи, что у нее никогда не было времени для своего младшего брата... или для тех, кто не думал, что звезды в значительной степени изменяют свой курс, чтобы только наблюдать за Эвелин Уокер - Хэнс в ее полной приключений прогулке по жизни. - Тяжело указывать пальцем, когда руки полны краденого. Можешь уронить добычу.

- Но она права, - сказала Мэдлин. - Ты слишком самодовольный. Ты - ханжа.

- Мэдди, как ты можешь такое говорить? - Спросил я. Другие не могли причинить мне боли, никто из них, как мне кажется; только она.

- Потому что это правда. - Она отпустила руку Флойда, встала и повернулась ко мне. Я никогда не забуду ни единого слова из того, что она сказала. Большое запоминание, помоги мне Бог.

- Ты был здесь на поминках, ты был здесь, чтобы услышать завещание, которое ее собственный сын не смог написать, ты был здесь на похоронах, ты был здесь сразу после похорон, и ты здесь сейчас, глядишь на вещи, которых не понимаешь, и выносишь глупое суждение о них из-за всего того, чего не знаешь. Того, что происходило, пока ты был в Нью-Йорке, гоняясь за Пулитцеровской премией с метлой в руке. Там, в Нью-Йорке, ты играешь в негра и говоришь себе все разную дребедень, только чтобы плохие сны не мучали.

- Аминь! Всыпь ему! - Встряла Софи. Ее глаза тоже сверкали. Это были глаза демона. А я? Я молчал. Ошеломленная тишина. Наполненная той ужасной, похожей на смерть эмоцией, которая приходит, когда кто-то, наконец, выплескивает домашнюю правду. Когда Вы, наконец, понимаете, что человек, которого вы видите в зеркале, - не такой, как его видят другие.

- Но где же ты был, когда она умерла? Где ты был, когда у нее было шесть или семь небольших сердечных приступов, приведших к большому? Где ты был, когда у нее были все эти микроинсульты, и её мозги были не на месте?

- О, он был в Нью-Йорке, - весело сказал Флойд. - Использовал свой диплом по изящным искусствам для мытья полов в книжном издательстве какого-то белого человека.

- Это просто исследование, - сказал я так тихо, что едва расслышал свой голос. Мне вдруг показалось, что я вот-вот грохнусь в обморок. - Исследование для будущей книги.

- А, исследование, ну это все объясняет - сказала Эвелин с мудрым кивком и аккуратно положила деньги обратно в жестяную коробку. - Вот для чего она четыре года обходилась без обеда, чтобы заплатить за твои учебники. Что бы ты мог исследовать удивительный мир науки о перевоплощении.

- Ну и сука же ты, - сказал я... как будто сам не писал то же самое о своей работе в «Зенит Хаус», и не один раз, а несколько, на страницах этого дневника.

- Заткнись, - сказала Мэдди. - Просто заткнись и послушай меня, самодовольный, всех осуждающий ханжа. - Она говорила тихим, яростным голосом, которого я никогда раньше не слышал и даже представить себе не мог, что он может исходить из её рта. - Ты, единственный из нас, кто не женат и не имеет детей. Единственный, кто может позволить себе роскошь видеть семью через эту... как его... Не могу подобрать слова...

- Эту золотую дымку воспоминаний, - предположил Флойд. В кармане брюк у него лежала маленькая серебряная фляжка. Он вытащил её и сделал глоток.

Мэдди кивнула.