Оливия достает телефон и обгоняет меня на пару шагов. Я тоже вытаскиваю мобильный. Чувствую себя странно: все светится, кружится и качается, но мозги кое-как работают – на сообщение их хватает.
А потом просто шагаю по мосту. Оливия до сих пор болтает с Эваном. Даже не знаю… Они ведь увидятся в воскресенье – она поедет к нему в Пенсильванию уже через два дня, – и все равно дрожит над телефоном так, точно это ее последний в жизни разговор.
Эван Шульмейстер. Фе.
В общем, я плетусь за ней, каждые пару секунд проверяя мобильный: не ответила ли Эбби? Она не отвечает. Тогда я пишу опять:
Тут я в кого-то врезаюсь, но зато в этот миг жужжит телефон. Это Эбби! Нет, оказывается, не она, потому что в сообщении написано:
Теперь я несколько раз проверяю написанное. Не хочу быть Пьяной Молли с бессвязной речью в первом разговоре с Саймоном. ТЕМ САМЫМ Саймоном. Новым лучшим другом Эбби. Моей заменой. ХАХАХАХАХАХАХАХАХА.
Ха. М-да. Не смешно.
И я улыбаюсь до самого Вудли-парка.
Оливия вешает трубку только когда мы ступаем на эскалатор. Несколько минут она просто молчит. После разговоров с Эваном так всегда. Наверное, ей нужно время, чтобы вернуться в нормальный мир. Может, он бог любви. УМЕРЬ СВОЮ СЕКСУАЛЬНОСТЬ, ЭВАН ШУЛЬМЕЙСТЕР. Ради Оливии. Ради всего человечества.
Поезд приходит почти сразу, и нам даже удается сесть вместе. Это чудо. Так говорит сосед из
Я делаю вдох, потом выдох, потом вдох и так далее, пока тошнота не проходит.
Еще пара станций, и все.
Я прокручиваю события вечера в голове, пытаясь понять, что это все значило, вожу рукой под ключицей. Вся эта кожа… Патти называет это «декольте». Оно считается сексуальным, хотя со мной у меня это слово ничуть не ассоциируется.
Когда поезд отходит от Род-Айленд-авеню, Оливия упирается подбородком в коленки. Для метро эта поза кажется странной, тем более что в моей подруге почти два метра роста. Она поворачивается ко мне и улыбается:
– Так значит, Уилл тебе написал?
– Э-э… Типа того.
– Как это «типа того»?
Я закрываю глаза и откидываюсь назад:
– Не знаю. Мне кажется, Кэсс с Миной его заставили.
Оливия хихикает.
– Да нет, серьезно, – говорю я. – Наверняка Кэсси подбила Мину достать его этой затеей.
– Значит, Кэсси заставила Мину заставить Уилла тебе написать?
– Именно.
Оливия слегка улыбается:
– Кажется, ты все усложняешь.
Все-таки она кое-чего не понимает. Я не пытаюсь ничего усложнять. Я
И если мне откажут, я хочу знать об этом заранее.
13
Я просыпаюсь от жужжания мобильника: четыре сообщения от Эбби.
Двигаться не могу. Смотрю на светильник. Никогда этого не замечала, но на нем толстый слой пыли. И лампочка перегорела. Надо как-нибудь поменять. Например, когда выйду из ступора.
Но валяться нельзя. Сегодня же Четвертое июля. В нашем районе это ого-го какой праздник. Даже парад будет – с головами животных из папье-маше, клоунами и целыми инсталляциями, посвященными компостированию. Так тут принято – строить платформы на колесах, украшенные во славу гниющих отходов.
Кэсси скрипит надо мной кроватью.
– О, привет, – говорит она сонно. – Проснулась?
– Вроде.
Она смеется:
– Да я тоже. Уффф. Вчерашний вечерок… Это было, конечно, нечто.
Боюсь спрашивать, что она имеет в виду. Наверное, что-то случилось после того, как мы с Оливией ушли. Может, Пьяная Кэсси в одночасье превратилась в Бухую Кэсси, а может, и в Кэсси Бухую-В-Щи.
Даже представлять себе не хочу, что Бухая-В-Щи Кэсси могла наговорить обо мне Уиллу (на последней стадии опьянения Кэсс особо не церемонится).