— Вот так вот, — отец поднялся из кресла и расправил плечи. — Обыкновенно. Так же, как живет мой ординарец. И мой радиофонист. К ним ты тоже придешь с упреками? Потребуешь, чтобы они признали свою жизнь позорной ошибкой и преступлением? У меня был ты — которому нужна была твердая рука отца. У меня была жена с кровохарканьем, которая не смогла бы ездить на воды на ничтожную вдовью пенсию. Сестра, твоя тетка, которая спуталась с проходимцем и забеременела от него. Кто должен был обеспечивать ее ублюдка, дать ему образование и пристроить к месту? Его никчемный папаша?! Нет. Я ни о чем не жалею. Может быть, я и не герой — зато моя семья процветает. И ты, между прочим, часть этой семьи. Кем бы ты стал, если бы не влияние генерала Каррингтона? Ну-ка, ответь мне? Бестолковый, рассеянный, слабовольный… Ты не имел талантов ни к учебе, ни к военной службе, ни к спорту. Просто сидел в библиотеке и читал дурацкие романтические книжонки, а если не читал, то играл с мальчишками, а если не играл, то сбегал на реку… Кем бы ты вырос без меня?! Пустым местом! Работал бы клерком в какой-нибудь нищей конторе, женился бы на толстой тупоголовой мещанке с приданым. Уже воспитывал бы двух или трех сопливых детишек, потому что твоя безмозглая женушка немедленно принялась бы рожать, чтобы покрепче привязать охламона-мужа… Но я здесь. Я жив. И пока я жив, мой сын не будет клерком! Ты устроишься на работу в министерство. Сделаешь карьеру. Женишься на Розалин Аспер — это чудесная девушка, умница, дочь судовладельца Аспера. Ты будешь успешен, богат и счастлив. И никогда, слышишь, никогда даже не подойдешь к драконам! Думать об этом не смей! Я запрещаю тебе! Запрещаю игры в драконоборство, запрещаю участие в битве, запрещаю даже думать об этом! — захлебнувшись воздухом, генерал Каррингтон схватился за грудь и покачнулся. Подхватив отца под локоть, Алекс осторожно усадил его в кресло, налил стакан воды и вложил в трясущуюся руку.
— Я все понял, отец. Прости меня, — присев на корточки, Алекс заглянул в бледное, покрытое холодной испариной лицо. — Я не хотел, чтобы наш разговор закончился вот так вот.
— Ничего, — голос у отца был тусклым, как шелест сыплющегося на камни песка. — Мы давно должны были обсудить это. Жаль, что все произошло именно так. Признаю: в этом есть и моя вина. Прости меня. Теперь ты оставишь эту дурацкую группу?
— Ни в коем случае. Теперь я обязательно продолжу занятия.
Не слушая больше отца, Алекс поднялся и вышел за дверь, аккуратно прикрыв за собой тяжелые деревянные створки.
Глава 30. Психология, сатанизм и завтраки
Обычное для Каррингтона скрупулезное трудолюбие достигло новых, прямо-таки патологических высот. С нарастающей тревогой Хизер наблюдала, как Алекс, сурово сжав челюсти, загоняет ребят на тренировках до полусмерти. А вместе с ними загоняет и себя. Каррингтон наматывал какое-то астрономическое количество кругов по дорожкам парка, подтягивался и отжимался с механической неостановимой размеренностью метронома, а потом, взмыленный, как беговая лошадь, шел на полосу препятствий, отрабатывать слаживание.
В теории это было отлично. Молодой человек, осознавая приближение квалификационных испытаний, проявляет трудолюбие и прилежание. Мечта педагога, а не студент.
На практике нездоровое усердие Алекса Каррингтона пугало. Ребята еще не решались на открытый бунт, но уже начали роптать, а Сюзанн, отловив Хизер в углу, тревожно спросила, заглядывая в глаза:
— Дорогая, что происходит с Каррингтоном? Вы объяснились? Ты ему отказала? Ну зачем же ты была такой резкой… На мальчике лица нет.
Лицо на мальчике очень даже было — мрачная, окаменевшая в самопожертвенном остервенении рожа, исчерканная подсыхающими порезами от бритвы. Но в целом Хизер отлично поняла, о чем говорит Сюзанн.
— Нет. Мы не объяснялись. Но, видимо, объясниться придется.
Тщательно рассчитав время, Хизер перехватила Каррингтона за полчаса до начала тренировок. Одетый в мягкие шерстяные штаны и свободную белоснежную рубашку, он отрабатывал перемещение динамической линзы, стремительно гоняя щит из стороны в сторону и вращая им, как опытный матадор — плащом.
— Очень хорошо, господин Каррингтон. Просто замечательно, — Хизер зааплодировала, и эхо коротких хлопков сухой дробью зарикошетило по залу.
Каррингтон, запнувшись, остановился, словно врезался в невидимую стену.
— И вам доброе утро, госпожа Деверли, — он медленно, словно нехотя, обернулся, небрежным движением руки уничтожая щит. — Я думал, в такую рань в зале никого не бывает.
— Простите, что обманула ваши ожидания. Но в такую рань в зале действительно должно быть пусто. Студенты сейчас завтракают. Вы не голодны, господин Каррингтон?
— Я выпил кофе. Не хочу наедаться перед тренировками, от этого случается несварение, — судя по сумрачной физиономии, несварение для Каррингтона было сейчас наименьшей проблемой. Наверное, следовало бы как-то тактично повести разговор в нужную сторону, но делать этого Хизер не умела. Поэтому не стала даже пытаться.