Полагаю, вы догадались, к какой фракции он относится. Впрочем, спешу заверить: политические предпочтения при выборе жертвы для меня никакой роли не играют. Женоненавистничество от партийной принадлежности не зависит; кроме того, Руперт – конченый подонок. В узких кругах известно, что еще во время учебы в Оксфорде он курировал фотобанк снимков, исподтишка сделанных под юбками девушек и предназначенных исключительно для членов клуба. Женщин-парламентариев Руперт называет «кобылками». Однажды во всеуслышание спросил даму – заместителя канцлера казначейства теневого кабинета, яростно выступившую против лоббируемого им законопроекта, не месячные ли сейчас у нее. Его слова о том, что мусульманки в хиджабах сами напрашиваются на насилие, цитировали в «Спектейтор». Руперт никогда не отвечает на вопросы репортеров о количестве детей и скольких из них он финансово поддерживает, а сам сменил уже трех жен. Сейчас женат на любовнице, которую завел во время второго брака, – она на двадцать лет его младше. Другая пассия – с ней достойный муж снюхался при третьей жене – обвинила его в сексуальных домогательствах, однако быстро отозвала иск, когда ей предложили урегулировать вопрос во внесудебном порядке. Я встречалась с этой женщиной; деньги, что предложил ей Руперт, и близко не компенсировали ее страданий.
Еще общалась с девушкой-стажером, которую Руперт изнасиловал пять лет назад. Ему тогда было пятьдесят, ей – двадцать три. Бедняжка с детства желала посвятить жизнь политической деятельности. Больше не хочет…
Мистер Хантингтон-Хогг уже несколько месяцев жаждет затащить меня в постель – с тех самых пор, когда мы познакомились на гала-концерте, организованном одним из благотворительных фондов, которые я поддерживаю (да-да, тот самый, с осликами). Разумеется, я знала, кто он такой – и в общественном плане, и в личном. Очень скрупулезно отношусь к своим исследованиям, какими бы тошнотворными они ни были. Вступила с ним в непринужденный флирт и, как бы между прочим, упомянула, что якобы разделяю некоторые из его интересов. Потом время от времени подкидывала Руперту косточку, поддерживая контакт ровно настолько, чтобы его влечение не ослабевало. Ждала подходящего момента.
Сегодня утром, отказавшись от плана убить Эми Дерозье, я отправила Руперту сообщение с одноразовой симки. Мы с ним условились о системе связи через электронный почтовый ящик, к которому оба имеем доступ. Я создаю черновик письма; Руперт его читает и редактирует, тем самым соглашаясь на мое предложение. Он чрезвычайно осторожен и всегда заметает следы – и в жизни, и в сети. Миссис Хантингтон-Хогг многие его трюки знает – сама играла в подобные игры до того, как выйти замуж. Каким бы непотопляемым ни был наш парламентарий, вряд ли его карьера переживет еще один скандал в наше время движения против сексуальных домогательств, особенно если жена присоединится к обвинениям.
Итак, достопочтенный член парламента от Суинли, одетый в неброский повседневный костюм, появляется у моего порога ровно в пять. Не люблю гадить там, где живу, однако на сей раз желаю полностью контролировать ситуацию. Жертва намерена всеми силами скрыть, куда направилась, потому преимуществ гораздо больше, нежели рисков. Открываю дверь прежде, чем он успевает постучаться, и молча веду его в гостиную. Занавески предварительно задернула.
Сперва приходится полностью завладеть вниманием Руперта, а уж потом развязать поясок шелкового халатика. Тот соскальзывает на пол, и я предстаю перед гостем в облегающем комбинезоне из черного латекса. На мне латексные же перчатки и высокие ботфорты, волосы забраны в хвост на макушке. Не слишком оригинально, но у Руперта есть определенные склонности, а я предпочитаю одежду, которая легко отстирывается.
Он сидит на диване, потеет и старается не пускать слюни. Наливаю ему двойную порцию односолодового со льдом.
– Уж начал бояться, что ты никогда не захочешь со мной встретиться, – бормочет мой гость.
Забираю опустевший бокал и вновь его наполняю.
– У меня стоит с тех пор, как получил твое сообщение. Черт, все думал, как бы не задержали за аморальное поведение.
– Ожидание – половина удовольствия, – отвечаю я.
Запустив Руперта в дом, держусь от него на расстоянии пары футов, не позволяю себя касаться. Передаю ему бокал, и он вытягивает ко мне лапу. Я быстро отступаю.
– Сейчас умру от нетерпения, – стонет подонок.
– Подожди, ты пока ничего не видел. – Провожу рукой в перчатке по шее, затем между обтянутых латексом грудей, и он следит за каждым моим движением. – Будь хорошим мальчиком, выпей еще.
Он опрокидывает в себя виски, поднимается и снова тянется к моему телу. Я опять делаю шаг назад.
– Нет-нет. Потерпи.
– Сколько можно терпеть… – надувает губы Руперт.
Хм. Значит, этого похотливого инфантильного человечишку заводит игра в недотрогу? Наверняка у него бывал секс по взаимному согласию – как иначе? Кстати, он не врал – у него и вправду стоит, хотя и не слишком впечатляюще, насколько мне удается рассмотреть. Лицо и шея – багровые, лоб блестит от пота.