Плохие мужчины

На самом деле меня пронзил радостный трепет, когда Джон догадался, почему я спрятала книжку, и сообразил, что наша встреча в Шотландии была неслучайной. Разумеется, я не могла подтвердить его правоту, однако испытала гордость: как же умен мой мужчина! Скармливала ему полуправду, отвечала вопросом на вопрос. Невероятное, между прочим, удовольствие, настоящая схватка разумов! Все ждала, когда он возмутится, что я все время ухожу в сторону, предпринимая контратаки.

Зачем он признался, что разговаривал с бывшей женой? Почему не солгал? Простила бы в мгновение ока, а так лишь еще больше вышла из себя.

Нет, все-таки я не влюблена. Не умею любить – ну, то есть никого, кроме Сюзи. Утратила этот дар, и причиной тому страшные вещи, которые совершала сама, и то, что делали со мной. С другой стороны, возможно, я родилась бесчувственным социопатом? Ведь так бывает – некоторые люди появляются на свет с нравственным дефектом. Впрочем, у подобного рода душевных инвалидов напрочь отсутствует умение сопереживать, а у меня-то оно бьет через край, хотя распространяется моя эмпатия только на одну половину человечества.

Порой чувствую себя страшно одинокой. Задумываюсь: что было бы, подари мне Господь способность любить?

Эми ерзает в своем кресле. Все же она по-своему хорошенькая. Ей идет прическа ежиком. Не могу издалека разглядеть, но, наверное, у нее есть веснушки. Кому это она написывает? Может, новому дружку? Или Джону? А тот сидит в гостиничном номере один-одинешенек, не считая Девочки, мечтает вновь разжечь затухший огонь былой любви.

Просил ведь меня поехать с ним домой вместе, а потом минуты не прошло, как позвонил Эми.

Ощущаю жжение в груди. Прикладываю руку к сердцу – ого, как колотится! Ненавижу подобное состояние. Хватит уже, стоп! В кармане у меня лежит складной охотничий нож с отполированным до смертоносного серебристого блеска лезвием. Клинок Гарольда. Отчим пользовался им во время охоты – перерезал горло беззащитным антилопам и предварительно одурманенным наркотиками тиграм. Охотничьи трофеи потом вешал на стену в своем домике в Адирондаках. Достигнув совершеннолетия, я продала его со всем содержимым, а вырученные деньги пожертвовала «Фонду дикой природы».

Эми убирает телефон в сумку, поднимается и выходит из кафе. Проследить за ней? Хорошо бы подкрасться сзади, обхватить за шею и утащить в глухой переулок. Там приставлю нож к горлу, нажму – так, чтобы по веснушчатой коже заструился тонкий ручеек крови. Пусть умоляет, пусть скажет, что позволит Джону выбраться из паутины любви, которой его опутала. Пусть пообещает удалить номер бывшего мужа, не отвечать на звонки, пусть отдаст этого мужчину мне!

Нет, ничего такого я не сделаю. Женщин не убиваю. Их и без моей помощи губят разные маньяки. Может, я и социопат, лишенный способности любить, однако у меня есть своеобразный моральный кодекс, определенные правила.

Делаю глубокий вдох и провожаю Эми долгим взглядом. Иди на йогу, возвращайся в свою жизнь. Ты никогда не узнаешь, какой участи сегодня избежала. Она понятия не имеет, что находилась в одном помещении с хищником, следившим за каждым ее движением, размышлявшим: убить или пощадить?

Настроение я себе подниму по-другому.

32

Номер Джон забронировал в отеле близ Эрлс-Корт. На кровати лежали нарядные пурпурные подушки и покрывало, на стене висела большая картина, и все же внутренние интерьеры напомнили ему тюрьму, в которой он посещал Сирила. Девочка обследовала каждый дюйм напольного ковра. Пожалуй, лучше не думать, что она там унюхала… С точки зрения комфорта комната на несколько порядков уступала дому Сэффи в Кенсингтоне.

Впрочем, особого выбора не было. Не так-то легко найти отель, где пускают с собаками, тем более что Джон действовал в спешке, а Лондон ему велели не покидать. Во всяком случае, здесь, в отличие от хижины в Шотландии, стены не заросли плесенью, а потолок не протекал. Подумать только: он ведь считал, что заслуживает жить в подобных условиях – в сырости, холоде и нищете, наливаясь виски и предаваясь размышлениям. А затем встретил Сэффи, – может, случайно, может, нет – и все изменилось.

Джон залег на кровать и уставился в потолок, обдумывая сложившуюся ситуацию. Девочка запрыгнула к нему и свернулась калачиком под боком. Да, Сэффи лгала. Прикидывалась оскорбленной, когда он бросил ей в лицо обвинения, тем не менее прямо их не опровергала. Возможно, надеялась, что Джон не заметит ее игры. Впрочем, если много лет берешь интервью у самых разных людей, обретаешь определенный опыт. Он давно научился подвергать анализу каждое слово собеседника. Сэффи уходила в сторону, отвечала в сослагательном наклонении или задавала собственные вопросы. Прежде чем Джон прижал ее к стене, она перешла в атаку. Говорила о чем угодно: о неприкосновенности личной жизни, о порванном платье, об ущемленности женщин, о его бывшей жене… Намеренно или нет, но вышла из себя настолько, что Джон уже не мог ни вывести ее на чистую воду, ни объяснить собственные действия.