Плохие мужчины

Следует еще немного подождать – пусть подействует амфетамин, который я сыпанула в первую порцию виски. Подозреваю, что Руперту приходилось баловаться легкими наркотиками; если так, эффект наступит не сразу. Грань переходить нельзя: я не могу его сильно накачивать, иначе при вскрытии возникнут вопросы, однако клиент должен размякнуть. Я в гораздо лучшей физической форме, чем Руперт, на моей стороне опыт и ловкость, зато весом он меня превосходит на добрых девять стоунов[20]. Пожрать наш парламентарий любит.

– Ну, большой парень, пойдем посмотрим на мою спальню.

Подливаю еще спиртного.

– На твое зловещее логово… – хихикает Руперт.

Язык слегка заплетается – должно быть, амфетамин начал действовать. Жертва сама поднимается за мной по лестнице.

Спиной чувствую, как он пялится на мою задницу. Я в курсе, что Руперт категорически против презервативов; а вот латекс его возбуждает, странно.

– А… прорезь между ног там есть? – спрашивает он, указывая на комбинезон.

– Нет.

– Не хочу, чтобы ты его снимала. Может, замочек на боку или что-то подобное?

Это он спросил очень кстати. Открываю ящик прикроватной тумбочки и извлекаю оттуда охотничий нож Гарольда:

– У меня есть идея получше.

Убить Руперта я планировала давно, хотя сначала рассматривала другой сценарий. Намеревалась снять номер в Дорчестере, набить его сомнительной порнографией и устроить жертве передоз легкими наркотиками. И никаких свидетельств моего участия. После обнаружения тела появились бы прекрасные заголовки в газетах, вполне соответствующие образу жизни Руперта. О, с каким удовольствием я их читала бы…

Потом передумала. Наркотики и инсценировка – неплохо, однако мне хотелось большего, чтобы выразить свою активную жизненную позицию.

Идеально острый нож серебристо поблескивает, и глаза Руперта удивленно округляются. Он с трудом сдерживает вожделение. Наверняка полагает, что у нас с ним идеальное взаимопонимание.

Протягивает руку к ножу – ага, вознамерился испортить мой наряд, который мне, между прочим, начинает нравится. Очень злодейский. Я качаю головой.

– Терпение! Ты ведь пришел сюда не затем, чтобы мной командовать.

– Нет, – выдыхает он. – Здесь командуешь ты.

– Принес то, что я просила?

Руперт вытягивает из кармана старый школьный галстук. Итон, как иначе.

– Раздевайся, – требую я, забираю галстук и вновь запускаю руку в ящик тумбочки.

Зрелище меня ждет тяжкое. Ничего, выдержу. Пока он разоблачается, мысленно представляю себе Киану Ривза.

– Вот и молодец. А теперь открой рот.

Руперт с готовностью повинуется. Делаю грациозный шаг вперед и запихиваю конец галстука в мерзкую пасть. Он не может прийти в себя от удивления, и я, пользуясь моментом, заклеиваю ему рот скотчем. Отлично, кляп на месте.

– Все в порядке?

Для непонятливых поясняю: сексуальные игры приносят удовольствие лишь при взаимном согласии.

Руперт кивает, издает неясный звук, и я вознаграждаю его легким шлепком по щеке.

– Я готова к грязному сексу, но желаю, чтобы мой мужчина был чистым. Марш в ванную! Освежишься, а я через пару секунд присоединюсь.

Парламентарий рысцой бежит в санузел, покачивая яйцами. Живот и задница трясутся, словно желе. Как только он поворачивается ко мне спиной, надеваю хирургическую маску и сетку для волос. Сперва планировала сразу натянуть латексный шлем, однако с ним слишком много возни. И так использовала полпакета талька, чтобы влезть в комбинезон. Вот вам еще одна причина, почему Мишель Пфайффер и Холли Берри пользуются моим искренним уважением.

Из ванной раздается удивленное мычание. Ага, понятно: Руперт заметил, что стены и пол обтянуты полиэтиленовой пленкой, как в сериале «Декстер».

– Затеяла небольшой ремонт, – небрежно поясняю я и с ножом наизготовку вхожу в свой маленький личный салон для убийств. – Смотрел «Психо»[21]? Обожаю классику.

Итонский галстук заглушает его визг. Соображает Руперт быстрее, чем я ожидала: должно быть, хирургическая маска сказала ему о многом.

Он отшатывается назад и падает через низкий бортик прямо в ванну. Распластывается на ее дне, словно дряблая бледная морская звезда, а я уже стою на коленях, приставив нож к его горлу.

– Наверное, гадаешь, почему я это делаю?

Руперт неразборчиво мычит, а я улыбаюсь, хоть улыбки под маской и не видно. Он в панике вращает налитыми кровью глазами, пытаясь найти путь к спасению. Тщетно, вариантов у него нет.

Называю женское имя, потом второе, и вдруг по его лицу разливается облегчение. Полагает, что я тут занимаюсь бесплодными демонстрациями протеста против сексуальных домогательств. Считает меня чокнутой истеричкой, борющейся за права женщин. Уже предвкушает, как расскажет забавную историю дружкам в каком-нибудь баре, солидарным с ним типам, которые никогда не призовут его к ответу за совершенные пакости. Они в точности такие же: верные последователи патриархата, опьяненные властью и привилегиями. Идут годы, а в нашей жизни ничего не меняется.

Отвожу руку с ножом в сторону, и Руперт слегка расслабляется. Шумно втягивает в себя воздух и что-то бормочет заклеенным ртом.