Собственно, иначе и быть не могло — кроме натурального хозяйства, никаких других источников пропитания не было. В магазине покупали соль-сахар-спички, конфеты и пряники детям, подсолнечное масло, рыбу и хлеб. Хлеб шел не столько в пищу, сколько на корм скоту. У каждой семьи была установленная продавцом и одобренная сообществом квота. Бабушке Лоре и Бабушке Саше полагалось примерно по восемь буханок хлеба в неделю. Многодетные семьи с большим хозяйством получали двадцать буханок. Консервы и водка пылились на магазинных полках годами. К Новому году иногда брали шпроты.
Смерть Бабушки Лоры была трагически нелепой — она отравилась грибами. Прожив всю жизнь в деревне, она упустила какую-то поганку и в страшных мучениях умерла на больничной койке. Привезли слишком поздно — больница далеко, а такого явления, как «скорая помощь», там не было никогда. И телефонов, чтобы вызывать «скорую», тоже.
Бабушка Лора читала нам вслух книги братьев Гримм. До сих пор я помню свое сострадание к какому-то королю, который сильно переживал и плакал по давно забытой мною причине. Мне было ужасно жалко короля с зубчатой короной на голове, хотя в сказках обычно встречаются куда более несчастные персонажи.
Я научился читать в пять с чем-то лет. Тогда это считалось очень прогрессивно. У Бабушки Лоры имелось множество, целый чулан, книг. Бабушка Лора боготворила Толстого, недолюбливала Шукшина, полагая его слишком гламурным, и считала Высоцкого посредственным актером. Многие из книг Бабушки Лоры мне казались тогда скучными. Про войну не было почти ничего. Но я все равно читал все подряд.
Было и много прикольных старинных черно-белых учебников какого-нибудь сорок шестого года выпуска. В учебнике естествознания, которое проходили тогда вместо природоведения, были, например, представлены речные рыбы: щука, карась и окунь — и рассказывалось об особенностях их поведения в водной среде. В учебнике литературы больше всего было написано о родной стране и красотах родной же природы. Тему подвига в Отечественной войне тогда еще не освоили. Считалось, что немцев мы победили одной левой. Интереснее всего оказалась история Древнего мира для пятого класса. Описания всех этих пленительных греков и персов я выучил близко к тексту и потом в пятом классе на уроках истории бил баклуши и считался экспертом по всем вопросам.
Позже в истории у меня даже случились некоторые достижения, например второе место на городской олимпиаде. Приглашая меня к дискуссии, ведущий сказал: «А теперь, со свойственной вам лаконичной точностью…»
Много позже случились и кое-какие достижения в литературе. Бабушка Лора была бы рада. Хотя не все из мною написанного я бы решился ей показать.
Бабушка Лора довольно высокого роста и ширококостного, тяжеловатого сложения. У нее русые, не успевшие поседеть волосы и большие нежные руки. Ее крупноносое и мягкогубое лицо при других жизненных обстоятельствах могло бы показаться несколько простоватым. Но глаза… Там терпение и мудрость.
Школьного учителя с большим стажем вообще легко отличить по глазам.
Поезд!
Ожидание поезда уже выгнало из здания вокзала всех пассажиров. Возле кассы никого нет. Изогнутые фанерные скамейки, до блеска заполированные штанами и тулупами, пусты. Все дверцы автоматической камеры хранения распахнуты. Тяжелые деревянные двери, помнящие батьку Махно и неуловимых мстителей, пребывают в покое. О, эти двери, эти скамейки, эта высокая, цилиндрическая дровяная печь!
«Не печалься о сыне, злую долю кляня, по бурлящей России он торопит коня». Дальше там «полыхает Гражданская война» и «мы на помощь придем».
Это здесь. И кажется, прямо сейчас! Потому что на станции Погар есть паровоз. Станция Погар, хотя и расположена в семи километрах от одноименного города, считается узловой. В два часа ночи здесь встречаются и разъезжаются в противоположные стороны поезда Орша-Донецк и Донецк-Орша.
Так вот, на станции Погар есть настоящий черный паровоз. С четырьмя большими ведущими колесами, опоясанными тяжелыми металлическими тягами, с четырьмя колесами маленькими, округлым цилиндром котла и рельефной красной звездой на пузе. Когда паровоз трогается, колеса его проворачиваются на месте. В точности как в кино. Я видел это своими глазами два или три раза. Но паровоз, пребывающий на своей заслуженной маневровой пенсии, трогается редко. Паровоз обычно везет пару или тройку вагонов с элеватора. Паровоз пыхтит. Нет, это неточное слово. И «шипит» — тоже не совсем правильное. В общем, вы понимаете, о чем я говорю.
Из трубы паровоза валит настоящий черный дым. Это кино.