Читаем Плохой парень ("Король экстази") (СИ) полностью

--Отвечая о последствиях для тебя в случае отказа,--Колошенко сочувствующе глядит на меня.--Ты вправе уйти. Альтернатива всегда присутствует. Выход найти, возможно, из любого непростого положения. Тебе, например, на свободе остаться живым и невредимым.

--Каким образом? –засовываю изводящий меня вопрос в притчу Колошенко о несправедливом времени, выпавшем на нашу долю, предательстве….

--Весьма просто!--бодро включается оперативник. --Выйти навсегда из бизнеса «экстази» в России, странах СНГ. Короче, не продавать препараты,--он четко перечисляет требования, выполнив которые я буду свободен. --Передать контакты, касающиеся поставок товара Бовичу. Далее свести  бывшего компаньона с партнерами в Европе. У тебя же эксклюзив покупки марочного европейского «экстази».

--Еще два важных условия,--ловит Колошенко недолгую словесную паузу.--Отдать заработанные деньги и покинуть просторы родины, сразу после сдачи дел, разумеется.

--Гарантирую. Сделаешь, как просим. Выполним обязательства с нашей стороны.

--Решай Тоша. Дорогой друг,--он вопрошающе всматривается в меня.

Колошенко  просекает. Выбор действий имею не великий, чтобы выйти относительно сухим из ужасной передряги. Оперативник хладнокровен, ни один мускул не дергается на лице Колошенко. Понятно дело все козыри партии у него в руках.

--И еще!--акцентирует опер.-- Предупреждаю  дружески,--печально.--Не рыпайся. Удрать не выйдет. Обложили со всех сторон света тебя. Мои люди начеку. Думай о маме!! Не угрожаю, советую,--подмигивает правым глазом мне.

-- Когда нужен ответ?--кратко отрезаю.

--До завтра поразмышляй. Вечером, часов в восемь позвони,--необдумывая назначает Колошенко.

Я не позвоню. Меня поднимает невероятная энергия ярости со стула.

--Не утруждай людей Андрюш! Сейчас отвечу,--в бешенстве рвусь я.

--Интересно, что?-- оперативник замирает нетерпением.

-- Иди ты на хрен. Коллегам своим  передай, чтобы шли туда же. Я всегда был сам по себе. В услугах ваших не нуждаюсь. Чао. Друг.


29.

Бегу сломя голову ударяясь о дверные косяки.  Дергаю хлипкую входную дверь.

-- Ты  дурак Кнутиков. Вернись, --кричит вслед  Колошенко.

Что есть силы, хлопаю за собой обтянутую дермонтином дверь. Встаю на грязной лестничной площадке пропахшей кошачий мочой. Наклонив голову  вперед, упираюсь лбом о холодную стену. Ощущаю кожей мелкие колющиеся неровности поверхности. Так  неподвижно едва стою на ногах, закрыв глаза. Я умер. Попал за тяжкие грехи на земле прямо в ад. Утратив ощущение течения времени, мне кажется, минует вечность. Цветные и черно белые художественные картинки  отжитой без цельно жизни проносятся слайдами в закрытых глазах. Вот младенец, долгожданный ребенок в сильных, теплых руках  отца. Батя забирает из родильного дома маму с кричащим в пеленках ребенком. Бережно передает ревущий сверток бабушке.  Вот молодая, красивая  мама ведет бойкого мальчишку за руку в детский сад. Первый класс звенит звонком. Я в многолосой толпе учеников, первоклассников. На школьной линейке посвященной первому сентября папа фотографирует  меня с огромным разноцветным букетом гладиолусов.

Моя голова, придавленная к стене,  побаливает. Резкая боль в обоих полушариях мозга заставляет очнуться. Достаю пачку сигарет, отрываю фильтр у сигареты, прикуриваю папиросу. Глубокие затяжки табачной палочки следуют одна за другой. На четвертой тяге едкий дым вызывает отхаркивающей кашель.  Выпрямляюсь, бросаю не докуренную папиросу на половую плитку.  Суетясь, жму кнопку вызова лифта. Лифт не подает признаков работоспособности. Спускаюсь вниз по тускло освещенной лестнице. Лечу, перепрыгивая широченными шагами по две-три лестничной ступеньки.  Первый этаж узнаю по кромешной темноте из-за отсутствия лампочки, нещадному запаху кошачьих испражнений и  скрежещем битому бутылочному стеклу под подошвами ботинок.  Толкаю с ноги со всей дури подъездную дверь. Она, не сопротивляясь, распахивается, настежь  вываливая меня на вечернюю придомовую территорию. Посещает чувство, ощущение будто пробыл на квартире  целую вечность. Двор дома встречает немногочисленными  снежинками, лениво падающими с пасмурных небес. Морозец игриво пощипывает лицо. Горят уличные фонари, освещая молоденькую мамашу с детской коляской идущей мимо. Быстро двигаю к машине. Бездомный, одинокий, лохматый пес копошащейся в помойке неохотно, скорее, для острастки лает мне вдогонку.    Приветливо зову псину, в авто лежит кусок мяса купленного домой. Собака пугается незнакомца,  убегает проч.  Жигули  «шестерка» коротко сигналит клаксоном настоятельной просьбой отойти с проезжей части.  Наконец сажусь в  автомобиль.  Плавно поворачиваю ключ зажигания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза