Плохой парень ("Король экстази") (СИ)

Старший лейтенант, капитан конвоируют меня  в белое подсвеченное здание ГАИ с синей крышей. Комната куда меня заводят, ярко освещена. Резкий свет режет глаза. Жмурюсь. Прищурившись, разглядываю   интерьер помещения. По центру комнаты с крашенными в желтый цвет стенами прямоугольный стол несколько металлических стульев, диван из кожзаменителя, деревянная одноногая вешалка для одежды, на единственном окне синие занавески.  Двое оперативников о чем-то непринужденно беседуют. Заметив меня, один из оперов называет звания,  фамилии свое и коллеги. Синхронно показывают служебные удостоверения.  Минутой позднее  приводят понятых, пожилых ни чем не приметных  женщину и мужчину.

--Прошу,-- вежливо приглашает один из оперативников,-- присаживайтесь, гражданин Кнутиков. Сотрудник крепкого сложения, гладко наголо пострижен. Мужчина облачен в поношенный, замшевый, коричневого цвета костюм. На лацкане пиджака мелкий значок  золотого льва.

Молча, сажусь на подвинутый ко мне вторым оперативником стул. Испуганные понятые  присаживаются краешком дивана.  Оперативник, придвинувший стул,  встает  возле меня. Он возрастом лет тридцати, худой, бледный, одет в джинсы и белую, синтетическую рубашку.

--Ваш сверток?--спрашивает лысый оперативник.

--Нет,-- лаконично отвечаю. --Вызовите адвоката,-- требую я.

 Сотрудники правоохранительных органов дружно дают согласие. Крепыш оперативник уходит в соседнею комнату. Через минуту он возвращается с радио трубкой, передает мне аппарат. Торкаю клавиши-цифры рабочего номера моего адвоката Андрея Левинзона. На том конце слышаться протяжные безответные гудки. Дешевые китайские электронные часы, висящие на стене, показывают без десяти девять вечера. Андрей конечно уже уехал из офиса. Перезваниваю на домашний телефон Андрея, ответом гнетущее молчание. Скидываю сообщение на пейджер Левинзону, прошу срочно приехать по указанному адресу.

--Гражданин Кнутиков,-- официально обращается лысый опер.--В Вашем автомобиле найден подозрительный пакет, в который упакован неизвестный порошок,-- он то ли информирует меня, то ли фиксирует сей факт находки.

--Мы опишем в протоколе изъятие вещества. Отправим взятый материал на криминалистическую экспертизу. Вас придется задержать на период следственных действий,--крепыш рассказывает безмятежно, будто продает мне туристическую путевку.

Я не роняю ни слова. Гляжу на  лысого опера. Он поочереди зачитывает статьи уголовно-процессуального кодекса. Второй оперативник, вытащив лист чистой бумаги размером А-4 и шариковую ручку из кожаной папки передав  здоровяку, задает вопросы по существу.

Лысый оперативник ведет протокол.

--Будете отвечать на вопросы?--вопрос звучит риторически от худого опера.

--Нет,-- мотаю головой.

--Хорошо,--безразлично соглашается здоровяк. Делает   запись в протокол лысый.

 Минут двадцать в помещении поселяется гробовая тишина. Слышатся скрежет шариковой ручки  по бумаге.

--Ну,--неожиданно гудит крепыш,--граждане понятые,--закончив писанину, лысый поворачивается к смущенным мужчине и женщине.--Ваш черед,--подвигает он исписанные листы бумаги на край стола для ознакомления понятым. Испуганная пара, опасливо оглядевшись, встает, не перечитывая документ, ставят подпись. Худой оперативник уводит понятых.

            В помещении остаюсь наедине с сотрудниками. Худой оперативник зачитывает, словно пионерскую речевку очередную статью уголовно-процессуального кодекса.

--Нужно проехать в следственный изолятор для выяснения,--доводит он в конце читки.

Я не противлюсь. Поднимаюсь с места, готовый к транспортировке в тюрьму.

Сидя на заднем сиденье черной  «Волги» зажатый подпираемый с боков оперативниками,  вспоминаю о Левинзоне. Прочитал ли адвокат посланную  весть?

            К следственному изолятору подъезжаем в половине двенадцатого ночи. В приемнике сдаю личные вещи, бумажник, пейджер, сигареты, зажигалку, вытаскиваю шнурки из ботинок и ремень из брюк. Подписываю документ у дежурного о передаче вещей.

            В двух местной тюремной камере я один. Постелив на деревянные нары полученный пыльный воняющий плесенью матрас, сразу плюхаюсь на лежак. Непомерная усталость, скопившаяся за последние две недели, рубит садистски глубоким сном.

30.            

Утром меня умаянного происшествием предыдущего дня ведут на допрос. Седовласый следователь представляется майором Мираковым Сергеем Геннадьевичем. По возрасту мужчине 40-45 лет,  интелегентного вида,  сухощавый, опрятно одетый в серый ручной вязки свитер и темно-серые, заботливо отглаженные женской рукой брюки. Мираков стоит, перебирает кипу документов на столе. Когда я захожу в кабинет, он мельком смотрит на меня, далее роется в пачке бумаг машинописного текста.

--Свободен,--предписывает он конвоиру препровождавшего меня. Мираков без слов указывает рукой на стул. Я послушно сажусь. Следователь откладывает документы, берет картонную, белую папку с угла стола, вытащив документ из нескольких листов, внимательно  читает.

 --Гражданин Кнутиков!— официально заявляет Сергей Геннадьевич, не отрываясь от изучения текста документа.