Площадь

Менджюн согласно кивнул. Миновав причал, они пошли дальше. Солнце палило вовсю. Менджюн думал: когда мужчина и женщина вдвоем, он должен проявить инициативу. Только руку протяни, и она будет слушаться. Вдруг закралось сомнение. Она привыкла к тому, что он относится к ней по-джентльменски, и если он вдруг превратится в грабителя с большой дорога, она определенно даст отпор. Грабитель с большой дороги…

Не испытывая никаких жизненных трудностей, он тяготился спокойствием жизни и все искал и не мог найти способ заставить сердце биться от волнения. Его мир был узок, и дни текли как у зашоренной лошади, которую раздраженно погоняют вверх по головокружительной горной дороге под палящими лучами солнца. В последнее время он не проявлял интереса ни к каким политическим собраниям. Для этого было две причины. Он не совсем понимал смысл происходящего. Все бубнят, будто пономари Священное Писание. Если бы они хоть немного были знакомы с основами философии, то никогда бы не позволили себе говорить о том, чего не знают. В их многословии теряется суть, и не ясно, куда идти, за что бороться. Вторая причина была более простой. Ему, сыну опального отца, надо быть крайне осторожным. Больше всего его мучила мысль о том, как покорить эту женщину, и он вынашивал ее, как заговорщик злодейский план. Когда перед человеком открываются новые горизонты, его силы обновляются и возрастают.

Они дошли до места, где холмистый рельеф образовывал укромную впадину. Слева была видна деревня. Справа должны были бы виднеться причал и улица, но их скрывала роща старых зелькв. Прямо перед глазами расстилались пустынные песчаные дюны, а за ними — безбрежный водный простор в сверкающих солнечных бликах. Как будто и нет никакого причала с его гомоном. Умиротворенность и чувство безграничной благодарности неизвестно к кому переполнили сердце. Завороженные необычайной тишиной и красотой пейзажа, оба некоторое время молча смотрели на море. Потом выбрали местечко поудобнее и присели в тени дерева. Трудяга море отдыхало, издавая чуть слышные вздохи. На его глади не видно ни суденышка — торжественная пустота. И только вдали, на горизонте, лениво перекатываются редкие кучевые облака. Их края, подсвеченные солнечными лучами, стеклянно поблескивают, а тень снизу подчеркивает их форму. Облачная пирамида так воздушна, так нежна, что в голову приходит сравнение с обнаженным женским телом. Как будто женщина вышла из воды, сияя чистотой и белизной тела. Где-то он видел нечто похожее. Сразу не вспомнить. Ах да! Еньми! Она часто заходила к нему в комнату еще мокрая после душа. Развалясь в кресле и недвусмысленно обнажая свое тело, она беззлобно подшучивала над ним, пока не вгоняла в краску. В своей жизни, кроме Еньми, он не видел ни одной другой женщины в подобном виде.

Кто она для него, Еньми? Сестра друга, дочь друга отца, дочь хозяина дома? Он вздрогнул. Откуда пришло это непривычное выражение — «хозяин дома»? Хозяин. Впервые появилась мысль, что он всего лишь приживальщик в чужом доме. Нахлебник. Он стал пристально вглядываться в далекий горизонт, окаймленный облаками. Что-то маленькое и белое, как обрывок облака, мелькало на серебристом фоне моря. Одинокая чайка. Наверное, она сейчас вся напряжена, зорко вглядываясь в глубину и выискивая добычу. Вот она сложила крылья и камнем падает в воду, и тут же, словно опомнившись, резко взмахивает крыльями и свечой взмывает вверх. Замечательная картина…

Менджюн перевел взгляд на девушку. Сидя рядом с ним, она носком туфельки ковыряла песок. Платье в синюю полоску было ослепительно ярким. Они сидели под деревом, но тень не укрывала от лучей: море отражало солнечный свет. Он взял ее руки в свои. Она слегка вздрогнула от неожиданности, но руки не отняла. Что делать дальше, он не знал. Время шло, он терял уверенность. Постепенно его охватило замешательство. Она чуть шевельнула пальцами, как бы желая отнять руку, и это движение придало ему смелости. Он с силой обхватил ее за талию и притянул к себе. Потянулся губами к ее лицу, но она обеими руками отчаянно отталкивала его, отворачиваясь. Менджюн еще крепче притянул ее за талию, развел сопротивлявшиеся руки, обнял и вдруг почувствовал упругую грудь, затрепетавшую, как пойманная птица. Девушка внезапно затихла, спрятав голову на его груди. Он искал ее губы, стараясь поцеловать, но она все ниже опускала голову, избегая его прикосновения. Возмущенный, он дрожал всем телом. Отпустив ее талию, он обеими руками запрокинул ей голову и впился в губы, не давая времени передохнуть. Она точно ждала этого: покорно приоткрыла рот, и он ощутил своим языком ее язык. Силы покинули ее, и Менджюн целовал ее, чувствуя как тяжелеет в его руках ее тело. Не отпуская ее губ, он прижал Юнай к груди. Глаза ее были закрыты, руки бессильно опущены, а дрожащее тело непроизвольно двигалось навстречу алчущей мужской плоти.