— Гм… Уроженец Сеула… Вы пишете в заявлении, что хотели бы уехать в нейтральную страну, но где вы найдете место лучше родины? Все, кто побывал за рубежом, в один голос говорят, что только за границей чувствуешь, насколько она дорога. Я хорошо понимаю причины вашего недовольства своим правительством. Никто не отрицает, что сейчас и у нас в Республике Корея наблюдаются трудности переходного периода. Но этот период близится к концу. Зато у нас — свобода. Для человека ничего нет важнее свободы. Вы, как человек, прошедший все круги ада Северной Кореи и лагеря для военнопленных, на себе испытали тяготы жизни без свободы…
— Хочу в нейтральную страну.
— Хе-хе-хе… Мы не настаиваем, конечно. Только мне становится грустно при мысли, что кто-то из моих соплеменников будет одиноко дрожать от холода на неведомой чужбине, всеми забытый, вдали от родины. Двадцать миллионов соотечественников уполномочили нас просить вас вернуться в объятия отчизны…
— Хочу в нейтральную страну.
— Вы же представитель интеллигенции. Вы даже учились в университете. Нашей стране очень не хватает таких людей, как вы. Неужели вы со спокойной совестью можете оставить родину в трудный для нее час?
— Хочу в нейтральную страну.
— Мы знаем, что существующим положением особенно недовольна именно интеллигенция. Но стоит ли губить все тело, если только часть его болит, если это только гнойник? Нужно всего лишь умелое медицинское вмешательство — и вы опять здоровы и жизнерадостны. Я говорю о нашем обществе в целом. Нам очень нужны интеллектуалы. Они просто на вес золота. Лучше потерять десяток невежественных мужиков, чем одного такого, как вы. Вы еще очень молоды. Впереди вас ждут большие дела. Я, как старший по возрасту, советую вам: не принимайте опрометчивое решение, оставайтесь с нами, и вы найдете себе достойное место среди строителей своей страны. Вы произвели очень хорошее впечатление на всех членов нашей комиссии. И лично мне почему-то очень симпатичны. Мне кажется, что в вас я вижу младшего брата. Если все же решите остаться в Южной Корее, обещаю вам личную помощь и содействие в дальнейшем устройстве вашей судьбы. Ну как?
Менджюн поднял голову, посмотрел в потолок. Затем несколько приглушенно, будто про себя, сказал:
— Хочу в нейтральную страну.
Говоривший отшвырнул карандаш, ударил по столу рукой и взглянул на сидящего рядом американца. Тот пожал плечами и засмеялся, прищурив глаза.
У выхода Менджюн записал свое имя в регистрационный лист на столе у секретаря. Выйдя наружу, он вдруг откинулся назад, словно собираясь чихнуть, и от души расхохотался. На глазах выступили слезы, в горле першило, перехватило дыхание, но он никак не мог остановиться и неудержимо хохотал и хохотал.
Море не выпьешь, даже если его тебе даром дают. Да и зачем? Чтобы утолить жажду, человеку достаточно чашки воды. Море обещаний, конечно, вздор, но ждать исполнения обещанного еще глупее. Море, так щедро обещаемое, и чашка воды, необходимая для утоления жажды, — между ними пропасть, доверху наполненная людскими слезами, кровью и потом. Мы виноваты лишь в том, что не знаем глубины этой пропасти. Грустное заблуждение «интеллигента», выросшего в отставшей от жизни, бедной стране. Он верит не в науку, а в волшебство. Он верит, что магией можно превратить целое море в чашечку живой воды. Он верит ловкачам, хитро жонглирующим словами, чтобы продать подороже квинтэссенцию человеческого счастья, верит власти и покидает надежную гавань в наивной надежде получить чашечку магического напитка. Но когда он оборачивается на покинутый берег, то понимает, что уже поздно и ничего не вернуть: враги заняли порт, и тюрьмы уже ждут тех, кто потерпел крушение, дабы очистить берег от вредной заразы.
История не спешит. Она движется медленным воловьим шагом, беспрестанно порождая противоречия, усложняющие жизнь человечества. В результате каждое поколение занято, в основном, дележом материальных благ, уже созданных предками и создаваемых сейчас. Так было всегда, с самых древних времен. Если же считать материальными также и наши горести, радости, печаль и счастье, то и этот товар хорошо бы делить поровну, по справедливости, насколько это возможно. Помимо этой тяжелой доли, на своих слабых плечах человек тащит еще много всяких обязательств. Духовность поддерживается прошлым. Без прошлого человек бессилен совершать что-либо в настоящем. Только смерть способна в один момент показать контуры деяний, которые мы должны совершить. Смерть — наше прозрение. Смерть Ынхэ привела в полную негодность последний парус и без того утлого челнока Менджюна. У него не осталось ровным счетом ничего, что могло бы поддержать его на трудном жизненном пути. Бывает, что по прихоти своенравной судьбы человек стареет раньше других и раньше времени завершает свой жизненный путь. Каждому из нас уготован свой, особый путь. Путь плоти и путь души. Путь личности и путь толпы. Путь потерпевших кораблекрушение и потерявшихся на безбрежных просторах моря, но не оставивших надежду выбраться и пристать к берегу земли обетованной.