Площадь

А может быть, лучше стать театральным кассиром? Здесь тоже нужны сноровка и ловкость. Надо довести автоматизм до такой степени, чтобы по рукам, появляющимся в окошечке кассы, угадывать возраст, пол, профессию и прочие особенности хозяев этих рук. Со временем можно стать непререкаемым авторитетом среди кассиров всей страны и возглавлять колонну на демонстрациях перед президентским дворцом, гордо размахивая плакатом с многозначительной надписью «За постоянный аншлаг в театральных кассах!» Мимо проходит студент, смотрит на плакат:

— О, в этом плакате есть нечто от модернизма.

Когда в театре только дневной спектакль, вечером касса не работает. Следовательно, вечер у него свободный. Переодевшись во все новое, он направляется в ближайший бар. Там к нему относятся очень уважительно, так как он умеренно пьет и щедр на чаевые. А одна молодая официантка даже дает ему понять, что она не прочь завязать с ним более близкое знакомство, но он молча, красноречивым жестом отказывает ей в этом, да так, что заставляет ее покраснеть до корней волос. Он занимает комнату в многоквартирном частном доме. Всегда уходит и приходит в определенное время, очень аккуратен в оплате аренды. Поэтому хозяйка выделяет его из остальных жильцов и даже пытается физически сблизиться с ним, но и ей он отказывает тоже. В ответ на ее жалобы на молодого жильца из восьмой квартиры, который постоянно напивается, вечно недоволен газовой плитой и вдобавок по нескольку месяцев не платит за квартиру, Менджюн шутя предлагает:

— Поселите в седьмую квартиру чиновника из газовой компании. Вот они и разберутся между собой.

Услышав это, хозяйка весело смеется. Словом, с ней у него установились хорошие дружеские отношения. В нейтральной стране у него масса возможностей. Вот почему он едет туда.

Он посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стенке. Из зеркала смотрело чужое, незнакомое лицо. Глаза красные, усталые. Щеки запали, волосы слишком длинны и спутаны. Ему бы надо выглядеть свежим, полным жизни, как майский цветок. Отчего у него такой усталый удрученный вид? Он снова спускается по лесенке. Пожилой матрос, который вчера ночью стоял на часах, шел мимо с деревянным сундучком на плечах. Завидев Менджюна, он приостановился:

— Мистер Ли, в Калькутте с меня причитается.

Это несомненно связано со скандалом, разразившимся на корабле вчера ночью. Ему пришлось в одиночку сдерживать взбунтовавшихся пассажиров, требовавших разрешения сойти на берег. Судовому начальству, разумеется, это было известно. Отчего-то в эти критические часы господин Муради, по долгу службы обязанный заниматься пленными и стрясать все возникающие проблемы, отсутствовал на месте, взвалив свои обязанности на переводчика Ли. Развитие событий еще больше укрепило доверие к Менджюну со стороны капитана, но соотечественники еще больше возненавидели его. Менджюн интуитивно чувствовал, что впереди ничего хорошего его не ожидает. Общая атмосфера была накалена. Против его воли пришлось стать центральной фигурой. Откровенно говоря, Ким — зачинщик вчерашней драки — с самого начала был крайне неприятен ему, хотя в причинах этой неприязни он до конца еще не разобрался. А пожилому матросу, видимо, все было ясно. Он поставил свой деревянный сундучок у ног и предложил Менджюну сигарету:

— Я слышал, в Калькутте всем разрешат сойти на берег.

— Тогда и поставите выпивку?

— Ну да.

— А по какому поводу?

— Как по какому? Хе-хе…

Старый морской волк озадаченно посмотрел на него.

Вроде бы простой вопрос, но он не умел объяснить, почему Менджюн ему так симпатичен. Да, видно, умственная гимнастика для него непривычна. Но Менджюн настойчиво переспросил, глядя в упор на оторопело хлопающего глазами старого человека:

— За что же вы собираетесь угощать меня?

Матрос, взваливая на спину свой сундук, бросил через плечо:

— Просто мне так хочется. И все.