Пловец Снов

Георгий волновался, как никогда прежде. Внезапно он вспомнил о маме. Однажды, зайдя к ней, сын увидел, что та переписывает свою записную книжку. «Зачем ты это делаешь?» «В этой уже почти все умерли… – вздохнула она и покачала головой. – Соберусь кому-то звонить, перелистываю, читаю имена… Потом говорить могу только о тех, кого уже нет. Пла́чу. Не хочу так часто вспоминать о смерти».

Мамы уже не было. Или была? Горенов обалдел, когда впервые заметил это поразительное сходство… Маленькая Лена вбежала в их комнату в квартире Бориса. Она была точь-в-точь, как на маминых детских снимках… Маленькая мама…

Если бы ему рассказали, что какая-то посторонняя женщина переписывает записную книжку, он бы, безусловно, отнёс такую затею к чудачествам возраста, отмахнулся бы и забыл, но в данном случае она не выходила из головы.

Когда ему было лет шесть, они вдвоём с мамой летели на самолёте. Гоша оказался авиапассажиром впервые, всё вокруг представлялось таким важным и красивым. Он взглянул в иллюминатор и поразился: облака застыли неподвижно. Растерянный сын спросил у мамы, и та легко объяснила происходящее: «Мы летим настолько быстро, что этого даже не видно». Тогда он не заметил подвоха, будучи уверенным, что она знает всё.

Георгий долго не мог решить, каким станет его очередной акт возмездия, реванш литературы. Нужно было, наконец, привлечь много внимания. Убить ребёнка? Эффектно, конечно, но дети, к сожалению, были невинны перед Гореновым, они ещё не совершили свой грех чтения, не поддались неизбежному искушению низкими жанрами. Не за что отнимать жизнь у тех, кто только начинает знакомиться с миром книг, у кого выбор впереди. Они, скорее всего, ошибутся, выберут неправильно, но это будет потом. В наше время вообще многие читают по слогам до конца школы… Когда-то Георгий общался с девятнадцатилетней девицей, складывавшей напечатанные буквы в таком темпе. Потом, кстати, она вошла в правительство Петербурга. Чудны дела…

Первоисточник тоже следовало выбирать тщательно. С другой стороны, какое кровопролитие он бы ни совершил, скорее всего, об этом уже была написана какая-то книга. Возможно, даже очень неплохая. Хотя казалось, Георгий и прежде использовал исключительно известные, прекрасные произведения…

Проблема опознания детектива стояла чуть менее остро, коль скоро Горенов на этот раз заготовил письмо. Однако в любом случае, всё должно было выглядеть идеально. Кроме того, кто знает, отправится ли депеша по адресу? Будет ли в ней необходимость? И, если будет, справятся ли девочки? Георгий сам ещё не решил, вернётся ли к Вике в назначенный срок, потому оставил себе почти три дня на размышления. В общем, нужно быстрое и заметное преступление, чтобы тело нашли за сутки, а дальше – по ситуации.

Скажем, у Агаты Кристи в «Убить легко»… Какое глупое, скверное и нечестное название. Но, так или иначе, в упомянутом романе многие смерти выглядят как несчастные случаи. Если сбить человека на автомобиле, кто усмотрит здесь отсылку к классике жанра? Кстати, погибшую так героиню звали миссис Пинкертон. И если не учитывать время создания, то можно поломать голову над тем, что больше повлияло на жанр – реальный сыщик Алан Пинкертон, роман Кристи или опера «Мадам Баттерфляй»? Впрочем, как не учитывать время? Нынче многие называли сочинения самого Горенова «пинкертоновщиной».

Имелись в упомянутой книге Кристи и более любопытные случаи. Например, подлить краску для шляпок в микстуру от кашля – это уже кое-что… Правда, можно ли сейчас её найти? Google на запрос «краска для шляпок» выдаёт только роман «Убить легко». Такое впечатление, будто подобное чудо химической промышленности осталось лишь на его страницах и за пределами книги не существует.

Ещё одно душегубство было совершено совсем смехотворно по нынешним временам: бинт, заражённый бактериями из уха больного кота. Малореально, спасут в любой, даже самой захудалой больнице.

Удивительно популярным в своё время стал другой роман Кристи – «Убийство Роджера Экройда», отличавшийся тем, что повествование в нём ведётся от лица персонажа, который в конце и оказывается преступником. Такой ход получил название «метод ненадёжного рассказчика». Главный герой – Джон Шеппард – вовсе не врал, а просто недоговаривал. Он правдиво описывал увиденное, углублялся в малозначительные детали, истории периферийных действующих лиц, но между делом «забывал» упомянуть ту четверть часа, когда совершил убийство. Кстати сказать, читающая публика той поры резко возмущалась романом вовсе не из-за этого. Дело в том, что Шеппард – врач, и многие отказывались верить в вероломство представителя такой профессии. Они писали издателю письма о том, что подобные книги безнравственны, греховны, а клятва Гиппократа – не пустой звук. Оскорбились, разумеется, и доктора. Один из них даже отказался лечить Кристи. Интересно, думал ли он в этот момент о профессиональном обете?