Пловец Снов

Орлова говорит, что «они» покупают и хотят читать всякую дрянь. В сущности, это известно давно, никакой новости здесь нет. Тогда как же заставить «их» прекратить? Скорее всего, эти люди не виноваты. Они просто ничего не ждут от книги, не понимают, сколь многое она может дать. Веками чтение считалось особым, благословенным занятием. Текст обладал едва ли не сакральным значением. Когда-то Аристотель написал, что у мухи восемь лап, и все грамотные люди, а в особенности авторы, вплоть до Средневековья верили и переписывали этот «факт». Буквы убеждали сильнее, чем собственные глаза, потому читатели думали, будто шестиногие насекомые вокруг них – не более чем «редкая» аномалия, исключение, шутка природы. Ведь книги не могут врать и ошибаться. Как же вернуть им эту запредельную важность? Как заставить людей снова хотеть большего и лучшего? Причём для самих себя! Как убедить жаждать и требовать от напечатанных слов хоть чего-то существенного, а не довольствоваться шлаком?

Дело, похоже, и правда не в самих текстах… Прекрасные старые романы, великие сюжеты, наполненные добром и красотой, игравшие прежде огромную роль и известные каждому культурному человеку, теперь пылятся на полках, если не попадают в школьный список для чтения. Впрочем, те, что попадают, пылятся тоже. И это несмотря на безусловную литературоцентричность России. Наша страна словно сшита из книг. И нитки, соединяющие вместе пространственные лоскуты, – это площади, проспекты, улицы и переулки, названные в честь авторов. Имя Белинского носят почти пятьсот топонимов. Пушкина – в шесть с лишним раз больше. Хотя среди всех исторических деятелей Александр Сергеевич занимает лишь четвертое место. Угадайте, после кого? Ленин – да. Гагарин – да. А кто третий? Нет. Всё ещё Киров. Улица Пушкина есть в каждом седьмом населённом пункте страны, но выйдите на неё и попросите случайного прохожего назвать пять его произведений…

Люди больше не верят в книгу и не верят ей. Наверное, потому улиц Центральная, Молодежная, Школьная, Лесная, Садовая, Советская, Новая, Заречная, Зеленая больше, чем даже Ленина. Молодёжь, школа и сады, всё это важнее букв? «Они» утратили надежду на то, что красота спасёт мир? Так она и прежде никогда не могла. Довольно пустая фраза. Верить в неё – безумие или болезнь. Хотя, допустим, когда-то данное обстоятельство не казалось столь очевидным.

Рассудим логически: было хорошо, стало плохо. Значит, некоторое время назад случилось какое-то переломное событие, после которого всё пошло не так. Где тот самый поздний момент, когда Истина ещё могла вылезти из колодца с улыбкой на лице? Найти эту точку – задача как минимум фаустианская… Горенов сам не ожидал подобных суждений от автора бульварных детективов. И, главное, была ли она лишь точкой перелома или же точкой невозврата? Возможен ли новый Ренессанс, который обещала Люма? Для решения таких вопросов можно пойти на жертвы… Придётся пойти! Он готов положить себя на алтарь? Безусловно! В замысле колоссального масштаба нет места эгоизму. Можно заключать сделки… если бы кто-нибудь предложил своё союзничество, но ведь сейчас ему даже поговорить-то не с кем. Это Одиссей странствовал по Ойкумене, и отовсюду ему слышались голоса богов. Дьявол, как известно, в греческом пантеоне отсутствовал. Аида таковым считать наивно, хотя в жизни скитальца поучаствовал и он (про Пана и Эосфора Георгий то ли не подумал, то ли не знал). Современный же человек совершает свой путь в звенящей тишине. Это страшно до такой степени, что лучше вообще не смотреть наверх. Кстати, когда плывёшь, наверх посмотреть довольно трудно.

Мир не может спасти красота. Но глупости, безусловно, под силу погубить его. Сомнений это не вызывает. Но ведь именно текст – очевидный, а то и единственный способ противостоять ей. Следовательно, только он действительно поможет сохранить мир.

Книга – спасение. Советские писатели-государственники не были хорошо начитанны русской литературой XIX века или делали вид, словно её никогда не существовало, потому что после Толстого и Тургенева, Некрасова и Достоевского невозможно говорить о каком-то тотальном равенстве, о том, будто все люди одинаковые и им положено, а главное, нужно одно и то же. Книги русских классиков до сих пор наглядно и достоверно показывают, что каждый человек – неповторимая вселенная, поражающая своей индивидуальностью. Те, кто хорошо понял это тогда, умирали потом в лагерях или не могли выехать за Нобелевской премией. А ведь внимательное чтение спасло бы целую страну…