Пловцы

Сейчас ваш отец ездит по городу один на своем старом коричневом «Бьюике». На заправку, в парикмахерскую, в супермаркет, вниз по холму к дому, чтобы навестить вашу мать. «Ее» машину, синюю, он выводит из гаража раз в неделю, чтобы поддерживать двигатель в рабочем состоянии. Иногда соседи удивляются, увидев его за рулем. А где Элис?

Мало-помалу она начинает исчезать. Ее волосы редеют на макушке, а рот слегка перекашивается. Но как только вы входите в обеденный зал – море пожилых женщин и случайных беспризорных стариков, выглядящих растерянными и одинокими (всего десять минут назад я бегал по траве!) – ее глаза загораются, и вы расплываетесь в широкой улыбке. Однако когда вы подходите к ее столику, вы понимаете, что улыбались незнакомцу. Это не та мама. Не ваша! Ваша мама сидит за соседним столиком и спокойно ест свой обед с выцветшего желтого подноса из стекловолокна. Она все еще ест как леди, медленно поднимая вилку к губам, не торопясь, тщательно, вдумчиво пережевывая, время от времени промакивая уголки рта белой бумажной салфеткой, чтобы стереть случайную крошку. Никакой спешки. Она делает глоток молока через полосатую пластиковую соломинку (вы не помните, чтобы когда-нибудь прежде она пила молоко), а затем смотрит на вас. «Ты все еще девственница?» – спрашивает она.

Ночью ваш отец по-прежнему спит на «своей» половине кровати. Простыни на «ее» половине остаются чистыми и не смятыми, одеяло с ее стороны заправлено. На его комоде скапливаются журналы. «Ридерс Дайджест», «Опра», «Дом и сад», «Семейный очаг». Нераспечатанные конверты Гарвардского бюллетеня «Женское здоровье» захламляют его стол. Он решает заказать специальную папку для писем с новостями Гарвардского бюллетеня «Женское здоровье». Девять девяносто пять за кусок пластика. Он заказывает шесть таких папок и заполняет их выпусками бюллетеня (ваша мама хранила их все), которые никто никогда не прочитает.

По всему дому до сих пор расклеены желтые стикеры. На холодильнике на кухне: Не забудь принять таблетки. Над телефоном: Никогда не сообщай данные кредитной карты. На зеркале в ванной: Ты выключила кран? На зеркале в спальне матери: Голову выше! На тумбочке у кровати лежит ее старый еженедельник, в котором она день за днем, неделю за неделей, своим крошечным женским почерком делала одну и ту же запись: Не вычеркивай завтрашний день! (И она никогда этого не делала). Ваш отец убирает ежедневник в ящик стола. Он кладет – наконец-то, спустя месяцы – ее грязную ночную рубашку в корзину для белья. Но стикеры оставляет. На случай, если ей станет лучше и ее отпустят домой. «Я бы не хотел, чтобы она запуталась».

На следующий день после смерти своей матери ваша мать села в кресло в «большой комнате» и отказалась вставать. Она была подавлена. Удручена. Разгневана. Она подвела свою мать. Каким-то образом это все была ее вина. Но, напомнил ей отец, ее матери был сто один год. «Сто», – поправила его мать. Ей следовало больше пользоваться ходунками. Посещать занятия по развитию памяти. Ходить на бадминтон воздушными шарами. Записаться на сидячую йогу. А потом, снова и снова: «Как такое могло случиться?»

Три недели спустя ваш отец позвонил вам и сказал, что беспокоится. «Твоя мама просто сидит в кресле, ест печенье и смотрит телевизор целыми днями», – сказал он. Ему тогда пришлось признать, что у нее было несколько довольно трудных лет, когда она по пять дней в неделю ездила в дом престарелых, чтобы навестить свою мать. Кто может винить ее в том, что ей нужен отдых? Он решил, что даст ей год, до годовщины смерти матери, чтобы «прийти в себя», а затем попробует «встряхнуть ее», но годовщина прошла, а ваша мать так и осталась в своем кресле.

Еще одно воспоминание из прошлого: ваша мать сидит на краю кровати, голова опущена, руки болтаются между ног, плечи ссутулены. Полное поражение. «Что случилось?» – спросили вы ее. Ваша мама, которая всегда была стильно одета, с идеально выщипанными бровями, идеально нанесенным макияжем, у которой «ни один волосок не выбивается из прически». Ваша мама, которая ухаживала за вами (каждое утро, перед тем как вы уходили в школу, она поправляла заколку в ваших волосах, чтобы было «как надо»), ходила с вами по магазинам (Вот, примерь!), вдевала нитку в шпульку своей старой черной швейной машинки «Зингер» и засиживалась до поздней ночи за шитьем (шила для вас блузки в клетку, рубашки в стиле вестерн с карманами на завязках и классическими двойными манжетами, вашу первую юбку с оборочками, платье-миди с V-образным вырезом – глубоким, но не слишком глубоким! – и пышными рукавами на завязках, топ с бретельками на шее и «вытачками» по фигуре), больше не знала, как надеть штаны. Как это застегивать? – спросила она.