Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

Почему директор Ярославского музея обратился в представительство ОГПУ по Ивановской области — неизвестно, как и многое в этой истории, тем более что вскоре начались репрессии музейных сотрудников. Фамилии Иосмана больше в документах музея не встречается, срочно покинул Ярославль молодой реставратор Н. В. Перцев, также подписавший секретное письмо. Что стало с Тихвинской иконой Мологского монастыря? Сейчас ни в одном музейном собрании Ярославской области нет иконы, совпадающей по размеру и описанию с «Богоматерью Тихвинской».

Мог ли ошибиться отец Павел, признав «Тихвинскую» в иконе «Богоматерь Одигитрия?» Никто из музейных сотрудников не знает, каким образом «Одигитрия» попала в Ярославский художественный музей. Документов о ее поступлении не сохранилось (а возможно, их и не было), но со слов тогдашнего директора музея В. П. Митрофанова известно, что икона «прибыла из милиции» около середины 30-х годов.

Какова же история бытования в музее этой иконы, перед которой упал на колени отец Павел со словами «Она, голубушка!» и долго молился? Впервые икона была зафиксирована в музейной описи 1941 года, а с 1950 по 1959-й «Богоматерь Одигитрия» находилась на реставрации в Государственной центральной художественно-реставрационной мастерской, но реставрационный паспорт ее ныне отсутствует. Икона была включена в каталог Всероссийской выставки в 1974 г. в музее им. Андрея Рублева. Но в том-то и дело, что в каталоге она лишь числилась, а на экспозиции ее никто не видел. По неизвестным обстоятельствам привезенную из Ярославля икону экспонировать не захотели.

— Почему? — спрашиваю я очевидцев тех событий, сотрудников Ярославского художественного музея.

— Понимаешь, — отвечают мне, — здесь чисто субъективные мотивы. Странная она какая-то, слишком динамичная, ни в какую экспозицию не вписывается. Ну что с ней делать? Директор музея и отказалась ее экспонировать.

Потом отвергнутая «Одигитрия» долго стояла в фондохранилище художественного музея — на полу, открытая всем сквознякам, пока ее, по выражению реставраторов, «не начало рвать», т. е. стали выворачиваться, поползли вкривь и вкось древние доски, рубленные топором. Музейщики скрепили «ласточкой» заднюю стенку и перенесли икону в более благоустроенное помещение.

По словам реставраторов, икона практически не изучена: несомненно только то, что доска принадлежит двенадцатому веку, а на ней — несколько слоев записи, причем один кусочек сохранился от тринадцатого века, другой — шестнадцатого, а третий — девятнадцатого…

После того как странная «Богоматерь» была отвергнута московскими экспозиционерами, отношение к этой древнейшей иконе сложилось тоже весьма странное.

— Двенадцатый век — подумать только! — восклицают реставраторы. — Еще до прихода монголо-татар на Русь! Уникальнейший памятник — и, по сути дела, в забвении.

Иконы ведь тоже как люди: им нужна забота, нужна любовь, нужны молитвы — тогда они оживают. Архимандрит Павел понимал это как никто другой. «Сколько бы не было икон или других святынь, каждая вещь была после кого-то, имела свою историю, поэтому он хранил ее, — рассказывает батюшкин духовный сын, священник. — У меня есть икона «Умиление», она написана в Серафимо-Дивеевском монастыре, освящена на мощах Серафима Саровского. Когда в Тутаеве отец Павел был уже слепой, нацарапал на обороте: «Храни как зеницу ока».

«Только достойный гражданин земного Отечества может быть гражданином Неба», — сказано у святых отцов. Как любил батюшка свое Отечество — святую Русь, она же подножие престола Господня! Как любил затопленную Мологу! Никто так не знал историю всех ярославских святынь, не помнил в подробностях, сколько колодцев в каких деревнях, — нет этого ни в одной книге и уже никогда не будет! Рассказывал отец Павел о Киприановой пустыни — сейчас и название-то это забыто. Киприан Тропский был другом преподобного Адриана Пошехонского (середина XVI века). А почему Тропский — потому что тропа была протоптана от Киприана к Адриану. Отец Павел помнил, как с левой стороны у тропы была сделана рака, и под спудом почивали мощи Киприана Тройского. Там была единственная в советское время церковь, где можно было заказать крестные ходы.

А сколько сил положил отец Павел на восстановление Троицкого храма в Верхне-Никульском! И красил сам, и белил. «Всё строил, как мастер! — вспоминают прихожане. — На Новый год крышу железом покрыл, а в апреле купол провалился — ведь батюшка всю зиму ходил по крыше, как не провалился сам!»

«Сколько после него осталось — и железо, и стекло, и гвозди, и краски!»

Всё, что «не пристроил» отец Павел, распродал потом «новый хозяин» — тот самый, что не пустил батюшку даже в церковный двор. Разве что дрова не распроданы, а дров отец Павел запас на много лет вперед — «каждое полено дорожил», как говорят старушки.

«До сих пор его дровами топим», — сказал в октябре 1998 г. отец Георгий, тот самый «Юрка-художник», которому батюшка предсказал священство.