Читаем По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения полностью

Рассказ являет собой не только блестящий образец стилистической игры[326], но и аргумент в полемике автора с литературными противниками[327]. Текст пестрит выпадами против английских и американских трансценденталистов – Карлейля, Колриджа, Эмерсона. Неприятие писателем их мистицизма и дидактичности выразилось в ядовитых намеках и прямых оскорблениях, которым придана литературная форма. По был последовательным врагом дидактизма в литературе, в немалой степени свойственного бостонским романтикам – и в первую очередь трансценденталистам. В «рассказе с моралью» (а именно таков подзаголовок этого короткого произведения) писатель высмеивает качества, которые не без основания им приписывал, – многословие, склонность выражаться возвышенно и туманно. Для По само понятие «трансцендентальный» – неизменно отрицательное. Он даже изобрел словечко «transcendentals», обозначавшее все, что казалось ему маловразумительным и абсурдным. Отмечая нечто странное (queer) в произношении героя, рассказчик замечает: «…мистер Колридж назвал бы это мистическим, мистер Кант – пантеистическим, мистер Карлейль – казуистическим, а мистер Эмерсон – сверхвопросическим»[328]. Финал рассказа – гибель героя и события, связанные с его похоронами, – явился «своего рода символической расправой» автора над литературными оппонентами[329]. В самом деле, гротескный характер рассказа служил целям литературной полемики, а переплетение смешного, «ужасного», даже отвратительного – лишь усиливало эффект.

Нападки на идеалистов и платоников можно найти в произведениях По и до 1836 г., времени, когда сформировался кружок американских трансценденталистов. В 1835 г. он опубликовал один из самых смешных своих рассказов «Бон-Бон», в котором также появляется дьявол. Герой рассказа – «философ» с говорящим именем Бон-Бон[330]. Ресторатор, умевший не только готовить омлеты, но и писать эссе о природе, душе и духе, любил заключать разного рода сделки. По достигает комического эффекта благодаря использованию множества приемов, главным из которых было сочетание несочетаемого – философии и кулинарии, библиотеки и кухни. Здесь в одну кучу свалены книги по немецкой философии, рашпер, вилки, сочинения Платона, сковородки и иная кухонная утварь. Портрет героя создается с помощью соединения гротеска и иронии. Бон-Бон – крохотный человечек (меньше метра ростом, как уточняет рассказчик); у него маленькая голова и огромный живот, «достойное обиталище его бессмертной души». Явившийся ему дьявол, напротив, отличался необычайной худобой и чрезвычайно высоким ростом. Облик таинственного персонажа отмечен некоей странностью: под темными очками у посетителя нет глаз. Обращаясь к собеседнику, черт глубокомысленно замечает: «Мое ви́дение глубже вашего….Я постигаю душой (My vision is the soul)». Согласно гносеологии трансценденталистов, человек может постигнуть суть вещей без помощи органов чувств, благодаря лишь сверхчувственным способностям познания. Именно над этой чертой их философии иронизирует По, противник мистики и рационалист. Разговор черта с «философом» в рассказе закончился для последнего печально. Дьявол отказывается покупать его душу, и в состоянии белой горячки Бон-Бон бросает в «злодея» бутылку. Деталь запоминающаяся: она вызывает в памяти эпизод из разговора Ивана Карамазова с чертом, когда Иван запускает в таинственного посетителя стаканом.

Из четырех «дьявольских» рассказов Эдгара По Достоевский был знаком по крайней мере с одним: он высоко оценил поэтику фантастического в рассказе «Черт на колокольне». Действие в нем разворачивается в игрушечном городке Школькофремен. Спокойный и размеренный быт его обитателей в один прекрасный день был нарушен: спустившийся с гор черт забрался на колокольню, избил смотрителя часов огромной скрипкой и проделал с часами нечто неподобающее. Он заставил их бить тринадцать раз – и больше. Здесь смешно все и каждая деталь оригинальна: веревка в зубах черта и бесконечный бой часов; поверженный смотритель и огромная скрипка – в пять раз больше его самого; причем – обратим внимание – скрипку он держал на коленях (!) и без всякого смычка, двумя руками (!) извлекал из нее звуки, в которых рассказчик каким-то образом узнавал мелодии известных ирландских песен. Создавая эту блестящую юмореску, По экспериментировал с языком и – что особенно важно – находил новые способы создания фантастического.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научное приложение

По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения
По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

В коллективной монографии представлены труды участников I Международной конференции по компаративным исследованиям национальных культур «Эдгар По, Шарль Бодлер, Федор Достоевский и проблема национального гения: аналогии, генеалогии, филиации идей» (май 2013 г., факультет свободных искусств и наук СПбГУ). В работах литературоведов из Великобритании, России, США и Франции рассматриваются разнообразные темы и мотивы, объединяющие трех великих писателей разных народов: гений христианства и демоны национализма, огромный город и убогие углы, фланер-мечтатель и подпольный злопыхатель, вещие птицы и бедные люди, психопатии и социопатии и др.

Александра Павловна Уракова , Александра Уракова , Коллектив авторов , Сергей Леонидович Фокин , Сергей Фокин

Литературоведение / Языкознание / Образование и наука

Похожие книги

Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное