По чужим правилам

– Ради своего родимого болотца я готова на все, – напыщенно произнесла кикимора. – И леший на сем поприще весьма полезен.

– Не о лешем разговор, о человеке, – напомнила вторая из круга.

– Да чего заладила: человек, человек… Ну, взял себе лешак помощничка, изнуряет делами тяжкими – его право. Главное, чтобы болотам моим сие было во благо. – Обвиняемая добавила в голос раздражения, чтобы собравшимся стало понятно – они ерундой занимаются.

– Нам сказывали, тот Данила часть твоего болотца оттяпал да дуб там высадил диковинный, – подключилась сидевшая третьей толстуха. – Скажешь, тоже врали?

– Не врали, было дело, – не стала отнекиваться бабка. – Порученец тем самым чудище огнедышащее изничтожил, кое своим пламенем намеревалось все мои топи иссушить. Я сего произволу дозволить не могла.

– Твоя правда, – активно закивала толстуха, подняв обе руки, что означало – свои обвинения она снимает.

– А почему он у тебя по топям как у себя дома расхаживает? – пришел черед дылды.

– Дык, почему бы ему не расхаживать, ежели для пользы болота? Не одной же мне все дела делать, пущай людишки горбатятся. Шепну парочку слов лешему, а потом – хоть веревки вей с того Данилы, ежели без нужного проворства работу сполняет.

– Так им, людишкам, и надо, – поддержала кикимора, лишившаяся всех прыщей. Она также подняла руки, считая смоленскую невиновной.

На том можно было и заканчивать судилище – единства обвинения не получилось, однако правила требовали выслушать вопросы всех членов ковена. Вдруг всплывут новые сведения, способные повлиять на ранее принятое решение?

– С Данилой разобрались, – приступила к суду пятая кикимора, одна из самых древних. – А почто девку из топей вытащила, почто русалкой не обратила?

Такое обвинение являлось тягчайшим для любой хозяйки болот, а потому оправдание должно было быть железным.

– Утопить, конечно, приятственно, – согласно закивала обвиняемая. – Но не завсегда сие правильно.

– Законы болот не для тебя писаны?! – возмутилась обвинительница. – Кто попал в болото, должен стать русалкой или болотником!

– Русалок у меня в хозяйстве и без нее вдосталь, а вот хозяйничать в своих угодьях я не дозволяю никому! – Кикимора наконец зыркнула в сторону сестры. – А что бы ты сделала, ежели бы увидала на своем болоте злыдню, да еще при делах, на кои она прав не имеет?!

– Выгнала бы взашей да наподдала так, чтобы в следующий раз не сунулась. А потом все едино девку ту притопила.

– Да не вольна я тогда была той девкой распоряжаться. – Обвиняемая изобразила тяжкий вздох.

– Значит, все-таки жалеешь людишек?! – Обвинительница уперла руки в боки.

– Да какая ишшо жалость? Сперва надобно долги раздать, а потом о потехе думать.

– Что за долги? Кому?

– Да лешему в карты я проиграла первую утопленницу. А в болота мои уж давненько никто не захаживал. Так что той девке я была настолько рада, что даже злыдню не наказала как должно.

Для кикимор карточный долг был обязателен.

– Леший ловчее тебя в картах? – ехидненько спросила обвинительница.

– Дык, свезло ему в тот день. Расклад, он ведь что та удача – никогда не знаешь, к кому ликом своим повернется.

– И что леший с ней сотворил? – продолжила обвинительница.

– Да мне какое дело? Я от долга избавилась. Может, он порученцу ее в оплату работы какой отдал, может, мавкой обратил.

– Кхе-кхе… Врет она все, уважаемые, как есть все врет! – не удержалась злыдня. – Она сестру не пожалела ради того Данилы, а леший… Там не человек поручения выполняет, а совсем наоборот. Я следила, глаз с нее не спускала…

– До чего ж ты завистлива, сестрица, вон ажно позеленела вся! Нельзя так, оттого и колики в животе, и зубы раньше выпадают.

– Кому завидовать, кхе-кхе, тебе, что ль? Да мне чихать на тебя и лешака твоего.

– Тогда обскажи, зачем шишколобого на того лешего науськала? – Смоленская выдала на-гора первый из припасенных козырей.

– Эльфа! – воскликнули разом кикиморы.

Чужаков нечисть ненавидела люто, особенно шишколобых, поскольку те занимали леса и болота, выселяя оттуда прежних хозяев.

– Кхе-кхе… Да сдался мне твой лешак! А в кознях эльфов не меня винить надобно, а все того же Данилу. Они его изничтожить возжелали, кхе-кхе… А раз человек с твоим ухажером вместе…

– Это с чего вдруг чужаки на порученца лешака взъелись? – перебила смоленская кикимора.

– Так он же их чародея сгубил, как не осерчать, кхе-кхе…

Сама того не желая, злыдня сразу подняла авторитет человека среди собравшихся. Еще две подняли руки, снимая обвинения.

– А тебе жалко шишколобых? Так сей Данила их с десяток упокоил, эка невидаль, – как бы мимоходом обронила обвиняемая.

– С твоих слов, кхе-кхе, сей человек уж шибко пригож. Как бы он место лешего не занял…

– Не след свои грехи на мой счет записывать, злыдня. Или не ты к Даниле клинья подбивала, лесной ведьмой обратившись? – Смоленская знала, чем ответить.

– В болото я его заманить хотела, дабы он голову тебе не морочил.

– В мое болото, – уточнила обвиняемая.

– Ради сестры, кхе-кхе, я была готова на столь мелкое нарушение правил.