По дороге во сне

Мужчина, закончив говорить, откинул землю лопатой, как и все до него, из-за чего гроб осел почти полностью. Кейдана, в моменты словесных излияний пришедших на его похороны, посещали мысли, исключительно касающиеся прошлого. Он много вспоминал, подставляя услышанное под осколки собственных воспоминаний. Кейдан создавал в своей голове забытые пласты ушедших времен и сотворенных в них поступков. Он видел себя сквозь призму сказанного, и невольно стал ощущать свою ничтожность. Его образ спасителя, созданный в далеком прошлом, рушился под градом осквернений его идеалов, черпающих силу в отношении Кейдана к другим людям. По услышанным словам, он был злым человеком, откинувшим все жизненные устои и став впоследствии существом, опьянённым химерой. Но в его представление самого себя, он был человеком не похожим на остальных, человеком, создающим что-то действительно важное, способное поменять мир, населенный людьми. Его затворничество и отдаленный, от привычного понимания, образ жизни, были ценой, заплатив которую, он получил возможность создать то, что поможет всем. Идеал, стоящий во главе движущих желаний, был слишком ярким чтобы можно было разглядеть в его тенях то, что несут внутри себя жертвы, принесенные во славу собственных убеждений. Люди горели в тени ярких мыслей, неспособные достучаться до дорогого им человека, незамечающего последствий своих решений. Но эти люди не сдались, они нашли способ затаиться в глубине сознания Кейдана, и в момент, когда оно ослабло, выплеснули свои мысли, вжимая в землю убитое тело, наполненное бушующим сознанием.

Последним кто решил высказаться был Джон Санфо. Старик медленно, с подобающим его возрасту проворством, подошел к гробу и взяв лопату, почтительно её осмотрел. Его наметанный глаз быстро оценил качество инструмента не из каких-либо желаний, а из-за привычки, выработанной многими годами работы в магазине. Закончив оценку, Джон положил лопату возле гроба, а сам сел напротив изголовья и непринужденно заговорил:

— Печально дорогой друг, я думал мне первому выпадет шанс покинуть этот мир. Я думал, что моя задыхающаяся старость уступит перед благоуханным цветком крепкой зрелости, тогда бы мое бренное тело сопровождалось в последний путь словами дорогого мне друга, но увы, у судьбы свои прихоти и желания. Я уступил тебе место, положенное мне по закону природы. По всем придуманным правилам ты никак не мог оказаться здесь раньше дряхлого старика, утратившего все ресурсы тела. О как болит моя спина ты не представляешь! Я был бы рад закончить существования, был бы рад наконец избавиться от всех невзгод и переживаний. Уйти всегда проще, понимаешь? Зачем страдать, если можно перечеркнуть всё одним маленьким толчком или порезам? Но уйти просто так тоже не выход. Исчезнуть, оставив после себя хоть что-то, вот идеал для всех людей, и ты не исключения. Я понимаю цель твоих блужданий приведших тебя в этот маленький ящик. Я понимаю, что ты такой же человек, как и все, тебе не избежать ошибок и заблуждений. Ты думал, что тебя ведет открывшаяся возможность, но на самом деле, тебя вело подсознания, устроившие тебе ловушку, и ты, как подобает героям странных книг, угодил в нее, даже не заметив кричащих подсказок. Ты был ослеплен! Одурманен! Обманут! Завлечен прямо в силки и задушен собственным брыканием. О как глупо ты сгинул! Зачем ты пришел сюда? Хочешь знать ответ? Тебя увлекли силы, живущие внутри тебя. Я видел их! Более того я вижу их сейчас, среди собравшихся! Они заманили тебя и вот результат их работы, бездыханное тело передо мной, — Джон вновь взял лопату, воткнул подле себя и продолжил говорить: — Я понимаю, что ты хотел сделать, понимаю твою страсть, горящую в глубине, понимаю желания реализации самого себя, хоть и под эгидой улучшения мира, понимаю жертвы, отданные на съедения желаниям. Я понимаю всё что ты сделал и принимаю твой конец, хоть и без сомнения слишком быстрый. Прощай дорогой друг! Вечера, проведенные с тобой в дружеской беседе, еще долгие годы будут согревать меня.

Джон откинул землю и с грустным видом двинулся к остальным. Ряд людей выстроился слева от гроба и каждый, за исключением Джона, выражал ненависть и неприязнь. Их глаза прожигали тело перед ними. Взгляд же Кейдана, плененный мыслями, пропитанными услышанным, устремлялся на Ирину, стоящую за кафедрой и взирающей на всё происходящие с ухмылкой на лице. Её образ святой никак не сочетался с ярко выраженными эмоциями и глазами полными слов.