По эту сторону зла

— Чего вы так шумите, спать не даете? — начала было она, но тут, громко топая, вернулся грузчик за следующей порцией чемоданов, и Маришка, застеснявшись, убежала к себе. Через минуту она появилась снова, завязывая поясок зеленого шелкового халатика, подаренного ей Лу на прошлый день рождения:

— Из-за чего скандал? Разве можно так кричать на следующий день после похорон?

— Одевайся, — зашипела Мари. — Мы сегодня навсегда уезжаем из этого дома…

Мари не закончила фразу, потому что грузчик, неся на плечах огромный сундук, вышел из ее комнаты и протопал к выходу.

— Кто — мы? Ты с этим парнем?

— Мы с тобой.

— Куда же мы едем, интересно знать?

— В наш собственный дом, который купил для нас Карл, вечная ему память.

— Карл купил для нас дом, а я узнаю об этом только сегодня, когда он уже умер?

— Но не могла же я рассказать тебе об этом раньше! Ты бы наверняка проболталась ей!

Маришка обернулась к Лу:

— Ты хочешь, чтобы я уехала с ней, мами Лу?

— Конечно, нет, девочка моя. — Лу, вообще не склонная плакать, не заметила, что по ее щекам струятся слезы. — Этот дом тоже твой — я отписала его тебе в своем завещании.

— Негодяйка! — взвизгнула Мари. — Ты не знаешь, чем еще ее заманить! Плевала она на твой дом! Она моя дочь и уедет со мной!

— Нет, мами Мари, никуда я не уеду. Я останусь здесь с мами Лу.

Нарастающую драму опять прервал грузчик, который молча прошествовал в комнату Мари, быстро вынес оттуда связку саквояжей и объявил:

— Я уже закончил, уважаемая фрау, и мне пора ехать. Вы разве не поедете со мной?

И вышел. Мари поспешила за ним, бросив на ходу:

— Я еще вернусь за тобой.

Лу утерла слезы и прошептала:

— Спасибо, девочка.

— За что спасибо? За то, что я хочу жить с тобой?

— Да, именно за то, что ты хочешь жить со мной.

Из дневника графа Гарри

13 октября состоялось открытие Рейхстага, отмеченное с утра массовыми демонстрациями нацистов. К полудню они начали громить витрины больших универмагов. Причем по удивительной случайности били стекла только еврейских магазинов, а христианские, вроде «Немецкого фарфора» и «Книжной лавки Гете», чудом остались нетронутыми. Я почти час стоял на Фридрихштрассе, наблюдая за нацистской толпой. Она в основном состоит из безработных желторотых юнцов, жаждущих получить по две-три марки за «хорошее» поведение, подтверждающее их патриотизм.

Вся эта камарилья напомнила мне хаос берлинских улиц накануне революции 1918 года. Впрочем, нет, тогда хаос был естественным, а сейчас хорошо организованным чьей-то могучей рукой. Страшно подумать о будущем, если эту мощь не удастся сломить.

Элизабет

Элизабет нежно погладила обложку одной из разложенных на ее столе книг. Она даже подняла другую и понюхала, с удовольствием вдыхая запах свежей типографской краски. Какая радость — новое издание полного собрания сочинений ее дорогого брата Фридриха! И принялась увлеченно паковать каждую книгу в заранее приготовленную для нее маленькую коробочку. За этим странным занятием и застал ее граф Гарри, зайдя в Архив Ницше во время короткого посещения Веймара.

— Я вижу, ты получила большой заказ! А почему ты пакуешь сама? У тебя что, помощников нет? — спросил он, целуя ее в умело подкрашенную щеку.

— Это не заказ, это подарок ко дню рождения, — ответила Элизабет, не прекращая работу.

— Кто же этот счастливец, который получит новенькие книги, выпущенные моим издательством, однако собственноручно тобой отредактированные и собственноручно упакованные?

— Один великий человек, — загадочно улыбнулась Элизабет, и граф в который раз восхитился ее неувядающим темпераментом. Ей уже перевалило за восемьдесят, а она все еще игрива, как молодая девушка. И все же он не удержался, съехидничал:

— Неужели Альберт Эйнштейн? — Гарри отлично знал, как неприязненно она относится к великому еврейскому мудрецу.

— Как ты мог такое подумать? — фыркнула Элизабет.

— Значит, Зигмунд Фрейд! Других великих людей не знаю!

— Если не знаешь, я тебя познакомлю. Это великий итальянский дуче Бенито Муссолини!

— Этого монстра ты называешь великим? Главаря бандитов в черных рубашках?

— При чем тут цвет рубашек? Главное — какой порядок он навел в Италии. Мы о таком порядке и мечтать не смеем!

«Еще как смеем, к сожалению», — подумал граф, но в спор с Элизабет вступать не стал. А просто переменил направление диалога:

— И какое же отношение ты имеешь к «великому дуче»?

Именно к этому вопросу подводила его хитрая собеседница.

— Мы уже целый год состоим в любовной переписке! — восторжествовала она.

— Мы — это ты и дуче?

— Именно так — я и дуче!

— Что же связывает тебя с этим бандитом? — граф притворился несведущим, уже догадываясь, куда она клонит.

Элизабет поверила в его наивность, тем более что она ей польстила.

— Не догадываешься? Мой великий покойный брат, Фридрих Ницше!

— В твоей обработке, надеюсь?

— Фрицци не существует в другой обработке. Не забывай, что слава к нему пришла, только когда он был издан в моей обработке. И великий дуче высоко оценил мою работу.

— В чем же это выразилось?

Словно сообщая великую тайну, Элизабет благоговейно прошептала: