Заметив удовольствие, которое мы получаем от её историй и как искренне хохочем, Ольга всегда при встрече рассказывает нам что-то про своих питомцев – хоть и немудрёное, да так, что запомнишь навсегда. А одному забавному случаю мы и сами свидетелями стали.
Стоим мы как-то в очередной раз с Ольгой рядом с калиткой, разговариваем и вдруг видим – через речку кот её плывёт! Выбрался на берег – зрелище самое разнесчастное! Не сразу и поймёшь, что за зверь: на тощем скелете с приклеенными клочками мокрой шерсти инородно торчит большущая пушистая голова с вытаращенными глазами. Голову не намочил – когда плыл, тянул шею кверху! С силой крутанув телом, Васька стряхнул с себя воду и пулей кинулся в дом греться. Изумленные, мы обернулись к Ольге за объяснениями: с чего это Васька по такому холоду искупаться решил?! Кошек обычно и насильно в воду не загнать! Оказалось, что Васька плавает на ту сторону каждый день, у него там в одном доме подружка живёт, ради которой он и преодолевает туда-назад нешуточную водную преграду в шестьдесят метров шириной. Да уж, нет препятствий для любви! Так Васька и плавал на свидания, но однажды появился у него откуда-то соперник.
Как-то, ковыряясь в огороде, услышала я с другого берега речки истошные кошачьи вопли: сцепившись, два кота дрались не на шутку. Бой сильно затянулся – никто не хотел уступать – и остервенелые вопли не прекращались. Наконец я увидела, как, налегая на вёсла, Ольга гонит лодку на тот берег, – спасать бедолагу! Подоспевшей помощи Васька, видимо, не сопротивлялся, и уже скоро Ольга везла изодранного в кровь котяру в родной дом. За несколько дней он отлежался, залечил раны и снова начал плавать…
***
Следом за кошачьей дракой произошло ещё одно удручающее событие на Ольгином подворье: одна из её куриц нашла в траве гадюку, приняла за смачного червяка и стала клевать, а та, отбиваясь, ужалила её в голову. От укуса голова у курицы распухла, глаза закатились. Она сидела в тёмном сарае и помирала. Все ей сочувствовали и не мешали – помочь-то всё равно нечем. Однако эта история имела счастливый конец: курица оклемалась и вернулась к прежней жизни – продолжила копаться в огороде, выискивать «вкусняшки» на свою голову.
***
Ольгина мать, маленькая высохшая женщина с седыми стрижеными волосами, отдав бразды правления дочери, всё же, как могла, помогала ей по хозяйству. В далёкой молодости работала она где-то техником и с тех пор сохранила привычку к фиксированию различных показателей. На столе она постоянно держала толстый гроссбух, в котором вела ежедневный учёт всем кормам, истраченным на скотину и птицу; регистрировала количество снесённых каждой курицей яиц. Курятник у них был беспородный и «просроченный», и показатели всегда были неутешительными, но зарубить курицу, которая давно перестала нести яйца, никто из своих не мог.
Каждый день старуха в неизменной вязаной безрукавке и бесформенных шароварах ходила вдоль дороги, пасла коз и заодно, впрок, набивала большую холщевую торбу листьями рябины – любимым козьим лакомством. За то, что бабку всегда сопровождали козы, мы между собой шутливо называли её Эсмеральдой*. Я избегала её и старалась спрятаться, кода видела на горизонте козье стадо. И всё потому, что старуха очень любила ненароком меня прихватить – пообщаться. А была она неимоверным нытиком и любые разговоры тут же сводила к подробным, длительным жалобам (с настоящими горючими слезами) на своё готовое рухнуть хозяйство, на бездействующего зятя, на дорожающие корма, растущие расходы и отсутствие прибытка. Было трудно подолгу стоять под пекущим солнцем, переминаясь с ноги на ногу, слушать её нытьё, вежливо поддакивая, и думать о своих брошенных делах.
Даже скотина, несмотря на заботу хозяйки, мстила ей за её занудство: то петух со спины налетел и больно поклевал, то козёл молодой ударил рогами и повредил и без того больную коленку. Бабка, бедная, потом недели две лежала, не вставая.
Козёл, кстати, заслуживает пары отдельных слов. Был он, как все козлы, страшно вонюч, запах распространял по ветру метров на тридцать, учуяв который, можно было сразу засечь, что где-то недалеко ходит бабка с козами. Недаром в деревнях неопрятного мужика, подсмеиваясь, могли обозвать «душным козлом» – с намёком, что пора бы в баньке помыться.
Имел соседский козёл ещё одну особенность: он становился просто бешеным, когда видел проезжающий мимо автомобиль, – нёсся за ним, как разъярённый бык на корриде, – того и гляди бампер снесёт!
***