По грибы. Рассказы

История эта грустная, но диким животным горевать некогда, случившаяся беда делает их более осторожными, а значит более живучими. Оправившись от испуга, они строят гнездо в более надёжном месте и снова заводят детей.

***

Как-то незаметно ежи в нашей деревне стали привычным явлением. Селились они поближе к человеческому жилью, около которого всегда можно найти пищу: и отходы на помойках, и остатки еды в кормушках домашних животных. Так они нагуливают себе жирок, необходимый для длительной зимней спячки.

Следующей весной к нам пришёл уже другой ёж: крупный, угольной масти, и взгляд у него был мрачный, исподлобья – как у Григория Распутина на известной фотографии. Гришкой его и «окрестили».

Первый раз мы увидели его в наступающих сумерках под моросящим дождём. Ёжик активно выискивал себе пропитание, попутно стряхивая на себя осыпь холодных капель с мокрой травы. Я надела куртку, резиновые сапоги и, тихонечко выйдя на полянку, замерла, с любопытством наблюдая за ним. Тот не заметил моего появления, продолжая идти по намеченному маршруту. Мои ноги в резиновых сапогах он воспринял как нечто неживое и ничуть не насторожился: уткнувшись в сапог, залез на ступню как на кочку и, скатившись с неё, пошёл дальше.

Мне стало жаль промокшего ежа, и я решила покормить его, благо после готовки обеда у меня осталась целая мисочка сырой куриной кожи, которую я обычно выбрасываю, а тут не успела. Сходив за миской, я осторожно приблизилась к ежу и быстро вывалила всё содержимое ему под нос. От испуга ёж мгновенно свернулся в шар и вздыбил иголки, угрожающе стуча «мотором» и взбрыкивая всем телом. Но скоро, не получив ответных действий, остановился и притих. И, правда, – что зря сотрясать воздух – надо сначала выяснить, что же произошло: постепенно его мордочка выдвинулась из-под иголок и уткнулась прямиком в мягкую и жирную аппетитную кучу. От неизвестного «божественного» запаха голова у голодного ежа закружилась, и ему пришлось замереть на минуту-другую. Выйдя из ступора, он робко, не веря себе, лизнул «манну небесную» язычком – и последние его сомнения улетучились! С жадностью накинулся он на еду.

Отрешившись от мира, ёж долго, с наслаждением, предавался бесконтрольному чревоугодию: никогда он так вкусно, жирно и так много не ел! Через час, выглянув на улицу, я обнаружила его, всё ещё «приросшего» к вожделенной пище. Съел он, в результате, почти всё, только один маленький кусочек не поместился в нём и остался лежать в траве, когда отяжелевший ёж ушёл восвояси.

Два дня ёж не появлялся на глаза. Мы даже побаивались, не случился ли с ним заворот кишок? Однако на третий день он пришёл, и не один, а… с подругой! Подруга была заметно мельче Гришки, на длинных ножках, и масти – светлой, «блондинистой». Чисто – Клавдия Шиффер! Имя Клавка прилипло к ежихе сразу и бесповоротно.

С того дня парочка прочно обосновалась около нашего дома. Обычно с началом сумерек Гришка выбирался из своего убежища (местонахождение которого мы за всё лето так и не обнаружили) и тщательно обходил усадьбу по кругу – видимо, он считал её своей территорией. Через некоторое время выходила Клавка, и они, уже вдвоём, продолжали спокойно «пастись» в траве, выискивая съестное.

Мы привыкли к ним и стали регулярно подкармливать. Они с удовольствием поедали остатки каши, особенно сдобренные слитым со сковородки жиром, обожали куриную кожу, как коты на валерьянку кидались на объедки любой рыбы: копчёной, варёной, жареной и даже обычной селёдки. Я не догадывалась об этой их страсти и закапывала рыбьи головы и кости в кострище, чтобы при случае сжечь их, пока однажды не увидела, как средь бела дня Гришка, весь обсыпанный золой, яростно размётывал в кострище холодные угли, чтобы добраться до вожделенных рыбьих останков. Учуял, видимо, из своей берлоги рыбий запах – слюнки потекли – и прибежал, даже темноты не смог дождаться!

Обычно к вечеру, перед их появлением, я выставляла позади крыльца плошку с едой. Гришка не заставлял себя долго ждать – он всегда, как разведчик, выходил на запах первым. С удовлетворением обнаружив свой «ужин» на законном месте, за еду принимался не сразу, а сначала, как полагается, тщательно обследовал ближайшую территорию: делал пару кругов, чтобы убедиться, что никто другой не покусится на вожделенную вкуснятину, и только потом надолго припадал к миске. Уполовинив её, он останавливался и трусцой скрывался в сумерках. Я думала про себя: «Ну, наелся!» Но не тут-то было: скоро он возвращался вместе с Клавкой, и они продолжали трапезничать уже на пару. Всё происходящее мы, затаив дыхание, наблюдали сверху, с крыльца, как в театре облокотившись на перила. Каждый день эта история повторялась.

Натуралисты говорят, что ежи – животные-одиночки, семьями не живут, и мать растит детей одна. Поведение Гришки и Клавки совсем не укладывалось в этот стереотип. Ещё больше мы в этом убедились, когда стали свидетелями одного замечательного события.