По грибы. Рассказы

Здесь хочу вставить маленькую ремарку: почти сразу по приезде я обнаружила, что в наше отсутствие в доме кто-то побывал: была вскрыта и съедена консервная банка томатной пасты (грязная ложка так и осталась в ней), а с кроватей исчезла пара байковых одеял. Факт возмутил, но особо не расстроил – мы отнеслись к нему философски: оконные рамы в нашей избушке легко вынимались без всякого специального инструмента, ну а местные солдатики постоянно промышляли по округе – где бы чем подкормиться. Удивила, однако, степень голода воришки, употребившего целую банку солонущей, сухой как замазка, томатной пасты гольём. Мы покудахтали по этому поводу, но предстоящий ужин переключил наше внимание в другое русло.

Засиделись мы допоздна, наступила пора ложиться: с утра предстоял нелёгкий поход на клюквенное болото, да и усталость от прошедшей недели брала своё. Зевая, стали разбредаться по своим каморкам. А домик наш – старенькая мазанка с небольшими окошками и низкими потолками – по сути и состоял из двух этих спальных каморок с занавесками на дверных проёмах да маленькой кухоньки с печкой и обеденным столом. В каморках кроме кроватей ничего не помещалось, и одежду приходилось развешивать по стенкам. В те времена нас это нисколько не смущало: мы были молоды, счастливы и всей душой любили свою лесную «заимку».

Я ложилась последней. Слегка прибравшись на столе и заперев дверь на крючок, погасила свет. Раздевшись в темноте, нырнула к мужу под одеяло. Однако мечты о сладком сне пришлось отложить: пьяненький муж не спал и совершенно беззастенчиво, с открытой «душой», ждал продолжения праздника жизни – он активно начал склонять меня разделить его радость. Допустить этакое безобразие по соседству с друзьями за картонной стенкой было немыслимо. Я шипела в ответ, извивалась, больно тыкала его пальцем в бок, что само по себе вызывало немало шума, и всё-таки удержала оборону: притязания постепенно стали ослабевать и вскоре сменились мирным похрапыванием.

***

Утро выдалось замечательным: бабье лето собрало по сусекам все остатки солнечного света и тепла. После неторопливого завтрака решили сделать перед выходом небольшой передых. Мужички разбрелись кто куда, а мы с Мирой сидели за столом перед распахнутой дверью, любуясь живописными соснами, и лениво болтали без особой темы. Вдруг подруга встрепенулась:

– Слышала?!

– Что?

–Кто-то чихнул в вашей комнате!

Я засмеялась:

– Да не может быть, тебе показалось!

– Говорю тебе – точно кто-то чихнул! Я сижу рядом и слышала хорошо!

Я зашла в пустую комнату и тут же нашла возможное объяснение: чих мог долететь через открытую форточку с другого берега реки. Гладь воды как зеркало отражает звуки, слышны бывают даже негромкие разговоры на том берегу. Но Мира продолжала бубнить своё. Чтобы её успокоить, пришлось откинуть покрывало и заглянуть под кровать, – больше искать было негде. Под кроватью, конечно же, никого не оказалось, но на полу было расстелено то самое одеяло, пропажа которого обнаружилась вчера. На нём лежал топор. Почему-то испугавшись топора, я дёрнулась, как от змеи, и срочно призвала Миру в свидетели. Обозрев найденные улики уже вдвоём, мы поспешили за мужьями, но тут Юра и сам появился на пороге, – мы бросились наперебой описывать ему ситуацию. Он зашёл в комнатушку и, нагнувшись, сначала вынул из-под кровати топор, а потом вытянул на себя одеяло с целым арсеналом колюще-режущих предметов на нём: здоровым кухонным ножом, шилом, ножницами, чем-то ещё. Прижавшись с Мирой к стенке, мы оторопело смотрели на весь этот реквизит.

– А вот и он, голубчик! – неожиданно воскликнул Юра – как будто таракана поймал. Мы ждали от него объяснений, но он, не обращая на нас внимания, продолжал покрикивать:

– Ну-ка, ну-ка, вылезай! Вылезай, говорю!

События развивались стремительно: после безответных призывов, Юра лёг на живот, запустил голову и руку под кровать и, после недолгой возни, вытянул оттуда – ! – солдата за ремень на тощем брюхе…

Очнувшись от паралича, мы с Мирой кинулись на улицу с криками:

– Витя! Витя! Скорее! Сюда! Солдат под кроватью!! Солдат под кроватью!!!

Наши вопли заставили Витю, мирно заседавшего в «скворечнике», вскочить с толчка, и его встревоженная физиономия высунулась в проём над дверью – для экстренной оценки ситуации.

Солдатик был маленьким и настолько тщедушным, что, прячась в глубине под кроватью, как потом отметил Юра, практически слился с задней стенкой. Бессмысленное лицо его не отражало ничего кроме тупой отрешённости, в которую, видно, он давно провалился от полной безнадёги, утратив при этом способность что-либо соображать и отвечать на самые простые вопросы. Сбежал он, несомненно, от дедовщины (над такими убогими прежде всего и глумятся), скрывался много дней, вконец изголодался и обессилил.