По грибы. Рассказы

Не добившись от него никакого толку, Юра приподнял висящие плетьми руки солдатика и ощупал карманы на предмет «холодного оружия», но карманы были пусты. Мужчины подхватили его под руки и спотыкающегося повели в «родную» воинскую часть. Все мы были настолько ошарашены, что не сообразили дать ему хотя бы кусок хлеба…

Когда они ушли, мы с Мирой переглянулись и разразились нервическим смехом: это надо же – проспать всю ночь с вооруженным до зубов солдатом под кроватью! Сказать, что вся эта история показалась нам нелепым сном – ничего не сказать. Хотелось больно ущипнуть себя за что-нибудь.

Разговор наш сумбурно перескакивал с одного на другое. Мы стали представлять, что чувствовал этот измученный многодневным голодом солдатик, полсуток пролежавший под кроватью без движения, дурея от съестных запахов и напряженно прислушиваясь к чужому веселью, а «на закуску» (подумала я уже про себя) – к нашим ночным препирательствам у себя над головой (хорошо хоть только препирательствам!). И ведь у него была совершенно очевидная возможность выползти из-под кровати глухой ночью, когда уставшие и подвыпившие хозяева спали без задних ног, откинуть дверной крючок и убежать, – никто из нас утром и не понял бы ничего. Правда, он мог услышать из наших разговоров за столом, что утром мы уходим на болото, и решил всё-таки остаться под кроватью, переночевать в тепле, а после нашего отбытия за клюквой вылезти и наесться до отвала. Или просто собрать всю привезённую нами провизию в рюкзак и смыться. Однако предательский чих расстроил все его планы.

Наше воображение пошло и дальше: а что если бы у него от голода совсем снесло крышу? Мог бы вылезти из-под кровати с топором и порубить спящих хозяев в отместку за все свои несчастья! Слава Богу, этого не случилось, да и вряд ли у этого жалкого, забитого существа даже мысли такие могли появиться. Хотя мог ли он вообще как-то мыслить в таком состоянии…

Вернувшись, наши мальчики рассказали, что в воинской части искали беглеца всем личным составом уже больше недели: прочёсывали лес, обходили все деревенские дома, неоднократно бывали и у нашего дома, но висящий замок на двери и нетронутые стёкла в окнах не вызывали у них никаких подозрений. Теперь же солдатику предстояло освидетельствование в психиатрическом отделении окружного госпиталя и возможное списание из армии. Дай бы Бог, конечно…

***

А за клюквой мы в тот день всё же сходили, да и на следующий день пошли. Много тогда клюквы уродилось. В город мужички тащили на своих плечах по внушительному рюкзаку, набитому доверху.

Кстати, ещё долгое время, приезжая на дачу, мы первым делом заглядывали под кровати…

Клюквенное болото

Есть у нас с друзьями заветная традиция – ежегодный сентябрьский поход за клюквой. Уже за месяц начинаем созваниваться и выбирать подходящую дату. Начало сентября недаром называют «бабьим летом»: погода, на радость нам, выдаётся в эти дни почти всегда замечательная, солнечная, придающая особенную ауру всему нашему предприятию. Клюква на болоте к этому сроку как раз поспевает, полностью краснеет, да и первые ночные заморозки успевают её «пощипать», отчего ватная мякоть ягоды наливается алым соком и приобретает свой истинный, клюквенный, вкус.

На болото идём вдвоём с подругой, а раньше и мужей своих привлекали, но те со временем отказались от этого «бабьего» занятия. Кто-нибудь из них подвозит нас по грунтовой дороге от дачи до нужного места на берегу Ладоги, а дальше добираемся уже своим ходом. Обширное болото тянется вдоль озера в полутора километрах от берега, – идём к нему напрямую, пересекая около десятка узких приладожских грив, по которым можно посчитать сколько раз за прошедшие тысячелетия озеро безвозвратно отступало, оставляя на берегу одну за другой гряды намытых камней и песка, давно заросших сосновым лесом.

Но скоро сухие гривы кончаются, лес спускается к болоту, редеет; ноги начинают месить тяжёлую подстилку, шоркать жёсткими листьями морошки, – а там и опушка видна! С великим трудом, пыхтя, выбираемся наконец на бескрайнее, залитое солнцем болото и с облегчением присаживаемся на пустые вёдра передохнуть. Ветра нет, тихо. Заметно припекает солнышко. Скромная сентябрьская синь над головами чиста, и только вдалеке, над горизонтом, клубятся светлые облака. Раскинувшееся перед нами болото устлано мягким одеялом мха-сфагнума, густо проросшим волосатой, выгоревшей за лето осокой. Ходить по такому одеялу нелегко: ноги, обутые в резиновые сапоги, засасываются в глубокий, напитанный болотной водой мох.

***