По южным странам

Набережная затенена великолепными фикусами. Их кроны почти не пропускают солнца, а корни выступают на поверхность земли и, извиваясь, отходят далеко от ствола, создавая прочную опору всему дереву.

После этой набережной, где по четырем асфальтовым полотнам в одном направлении машины мчатся со скоростью не менее шестидесяти километров, попадаем в узкие улочки и переулки старого Рио. Здесь сразу езда почти шагом. На короткое время вырываемся на широкую улицу по берегу канала, обсаженного молодыми королевскими пальмами, потом сворачиваем в сторону и попадаем в заводской район города. Глухие кирпичные стены складов, закопченные бетонные корпуса фабрик и заводов и деревянные леса еще не осуществленных построек. Послевоенная «конъюнктура», прекратившая возведение небоскребов в центре, приостановила и постройку новых заводов. На расчерченных фундаментами участках уже успели вырасти вездесущие сорные геликонии (Heliconia angustifolia, Н. brasiliensis, семейство банановых) и кое-где сохранились еще не срубленные кокосовые пальмы.

После конечной остановки автобуса асфальтовая мостовая обрывается, и наш автомобиль начинает стучать рессорами, прыгать на ухабах и скрести дифером по земле в глубоких колеях. По пути иногда попадаются огороженные колючей проволокой участки частных владений, но они исчезают, когда дорога вступает на невысокую насыпь, вдоль которой тянутся непроточные канавы, заросшие болотными вроде нашей осоки и камыша растениями.

Справа на заболоченной равнине скопились в полнейшем беспорядке фавеллы — жилища рабочего и безработного люда. Эта низина не разгорожена колючей изгородью, она никому не принадлежит. Можно поражаться изобретательности обитателей этого не упомянутого в путеводителе района «сидаде маравильоза». Голь на выдумки хитра. Из чего только ни построены дома: из досок, ящиков, бензиновых бидонов, кусков фанеры, волнистого железа, автобусных кузовов.

Колеса вязнут в сыром песке, хрустят под ними выброшенные морем раковины моллюсков. Еще несколько десятков метров, и приходится выйти из автомобиля, чтобы он не застрял на прибрежной вязкой и илистой, покрытой слоем разлагающихся водорослей, каемке берега мелководного залива. Мы у цели. В заливе, в пятистах — шестистах метрах от берега, виден островок, окаймленный низкими деревьями. Ветви их не то растут из воды, не то погружены в нее концами, образуя густые заросли. Это и есть мангрова.

Нас ожидает моторная лодка, принадлежащая институту Освальдо Круна. Ведет ее лаборант обезьянника, находящегося на островке. Нас бурно встречает несколько десятков обезьян. Они отлично знают, что, когда стучит мотор, приезжают люди и привозят пищу.

В первую очередь обезьяны бросились, конечно, к знакомому им лаборанту, а потом уже стали осаждать и нас. У некоторых обезьянок были малыши. Они не расставались с матерями, уморительно сидя у них на спине, а некоторые, крепко уцепившись за шкуру матери, висели у нее под шеей и грудью. На многих обезьянах виднелись рубцы от разрезов и еще свежие, недавно зашитые раны. Это результаты опытов, которые производят сотрудники Медико-биологического института.

Раньше на острове росли бананы и некоторые плодовые деревья, но вскоре после организации обезьянника мартышки завели такие порядки, что от бананов и других плодовых не осталось и следа, на их месте разрослись дикие деревья и кустарники. Вначале продукты пытались хранить в маленьком домике-лаборатории, но вскоре пришлось отказаться от этого, потому что обезьяны, выломав кусок стены или крыши, все разворовывали.

В тропических странах обезьяны пожирают и портят огромное количество плодов. В районах плантаций они представляют серьезную угрозу для урожая, иногда даже более страшную, чем саранча в странах Передней Азии.

Чтобы пробраться к чаще низкорослого леса, нам пришлось сперва пройти довольно широкую полосу хруставшей под ногами почвы, покрытой вспученной корочкой с белыми выцветами соли. На ней разреженно росли низенькие безлиственные растеньица с сочным буровато-зеленым членистым стеблем. Мы узнали в нем старого знакомого. Это был солерос (Salicornia Gaudihaudiana, семейство маревых), внешне мало отличающийся от травянистого солероса (S. herbacea), обычного у нас на морских побережьях, берегах соленых озер и мокрых солончаках в пустынях. У обоих видов, так далеко растущих один от другого, сходные условия жизни (обилие солей в почве и близкий к поверхности уровень засоленных грунтовых вод) определяют и сходство их внешнего облика.