По кличке Рейнджер

Он страдал истерией. Вид крови распалял его. Вид беспомощной жертвы доводил до безумия. А при столкновении с более сильным и отчаянным противником в нем шевелился колючий холодный зверек, лишавший его сил. В мире не существовало ничего, что заставило бы его пожертвовать собой. Он не годился в солдаты и телохранители. Но он идеально подходил на роль киллера и палача. Совесть он считал выдумками малахольных, ни на что не годных недоумков. Жалость принимал за слабость. Слово «сострадание» он не мог выговорить без запинки. В его тупой башке с трудом ворочались немногочисленные мысли, и ни одна из них не способна оторваться хоть на сантиметр от земли.

В «красноармейской» банде его считали крутым. Здоровенный, косая сажень в плечах, с бычьим загривком и мощными плечами, весом далеко за центнер, он хорошо стрелял – натренировался в каком-то левом спортивном обществе, через которое прошли многие «красноармейцы». И никто не знал о том холодном предательском зверьке, сидевшем в нем.

Дел крутых давно не подворачивалось, и Татарин начал скучать. Еще года два назад, когда он только прибился к Хамсаю, разве такая жизнь была? Людей вывозили за город, подвешивали на суку и жгли пятки. Закапывали по горло в землю – это почему-то действовало лучше всего. Воевали сперва с «централами», пока не скорешились с ними, потом с кавказцами, пока все не утряслось. Несколько раз его задерживала милиция. Но братва не оставляла в беде – быстро вызволяли, выкупали. В городе ведь все продается и покупается.

Уже год продолжалось затишье. Сферы влияния распределили. Кого надо – замочили. Теперь знай только бабки собирай да еще иногда долги выбивай. Скукотень!

Татарин втайне от Хамсая совершил в это время несколько набегов на городских бизнесменов. Работал с двумя корешами, голью перекатной. Для них каждый бакс – сумма. А он делал это не столько ради бабок, сколько для удовольствия.

Три месяца назад он потешился мокрухой. Одна его подружка обратилась за помощью. Сошлась с каким-то парнем. А когда собралась его бросать, тот потребовал с нее возместить все деньги, которые на нее потратил за год, – что-то около пяти тысяч долларов. Татарин с теми двумя корешами ему и возместил все. Убивать сначала не хотели. Вывезли за город. Отметелили. Татарин погорячился. Не сдержался. Будто шлюз какой-то в мозгах открылся, когда этот малахольный ползал перед ним на коленях. И Татарин не смог остановиться. Перевел дух только тогда, когда кореша пытались оттащить его от уже мертвого тела.

Та терапия пошла ему на пользу. После нее он воспрянул духом. И вот с черными конфликт. Это хорошо. Будет работа. Будут деньги. Начнутся стоны и мольбы о пощаде на радость палачу. Хотя, поговаривают, Хамсай решил с азерами на мировую идти. Козел этот Хамсай. Слабак. Эх, если бы его да по горло в землицу… Татарин сладостно прижмурился, улыбнулся, побарабанил пальцами по рулевому колесу.

Он вдавил газ. «БМВ» вылетел на встречную полосу, обогнул медленно плетущийся, как слон на водопой, рейсовый автобус и устремился вперед. Правила дорожного движения он не уважал.

Перед поворотом с Пригородной на Чистый переулок часть пустынной дороги оказалась обнесенной оранжевыми колпачками. И надо же, в самом узком месте застыл заглохший «Москвич» – ни объехать, ни сдвинуть.

– Ты, урод, убери машину, – приоткрыв окошко, прокричал Татарин.

– Понимаешь, заглохла, – сказал водитель-очкарик, подходя к Татарину.

Сзади «БМВ» остановился «жигуль».

– Э, проезжать будем? – сказал его хозяин.

– Щас, – крикнул Татарин. – Убирай тачку, змея очковая. Или напросишься по полной.

Из «Жигулей» вышел парень в спортивном костюме и подошел к «БМВ».

– Чего у вас тут? – спросил он. – Намертво встали?

– У этого урода спроси, – кивнул на очкарика Татарин.

Он вернулся за руль, включил скорость, собираясь дать задний ход, и примерился, как объехать «Жигуль».

– На. – Очкарик шагнул вперед и кинул в полуоткрытое окошко «БМВ» гранату с выдернутой чекой.

Мгновение Татарин ошарашенно глядел на нее. Холодный зверек внутри его оказался дикобразом и вдруг выпустил все иголки. И бандит ощутил себя раздавленной жабой. Он знал, что сейчас эта круглая зеленая железяка рванет пламенем, разнесет его мощное тело, мышцы, которыми он играл каждый день перед зеркалом, переломает кости. Все в клочки. И это – конец.

Он в панике распахнул дверцу, рванулся из салона. И тут же получил резиновой дубинкой по голове. И рухнул обратно. Сознания не потерял. Волна ужаса гнала вперед. Он вновь попытался вырваться, но тут на него навалились. Чьи-то пальцы стиснули шею. Граната почему-то не спешила взрываться.

– Хр-р, – издал булькающий звук Татарин.

И все поплыло перед его глазами.

Очнулся он в наручниках, в подвале. Светила слабая лампа.

– Здорово, Татарин, – сказал человек с военной выправкой.

Татарин не ответил.

– Злобишься?

– Вы чего, менты? – нахально начал напирать Татарин. С ментами можно наглеть. Максимум, что они сделают, – ребра пересчитают. А потом все равно отпустят. Хуже, если это азеры. Но на азера этот тип никак не походил. Он кого-то напоминал.