По кличке Рейнджер

– Все взяли? – еще раз осведомился Шарифов, когда разгрузили «КамАЗы». В просторном помещении его слова отдавались гулко. В открытые двустворчатые ворота ангара глядело утреннее солнце, в его лучах искрилась мелкая пыль. Пахло бананами, бензином и гнилью. Вдоль стен на десятки метров тянулись картонные и деревянные ящики, а также прикрытые брезентом бесформенные предметы неизвестного назначения, похоже, сенокосилки. Их было много, но недостаточно для того, чтобы заполнить огромное пространство хотя бы на четверить.

– Все, – проинспектировав богатство, резюмировал Рамиров. Хаотично расставленное в центре ангара рядом с двумя старенькими «КамАЗами» оборудование сейчас походило на груду мусора.

– Похоже, что все, – подтвердил Кохман.

Аппаратуры для производства «елочки» требовалось не так много. Но она была дорогостоящая, уникальная, некоторые приборы в штучном исполнении, не имеющие аналогов. Решено было разместить ее на давно приказавшей долго жить фабричонке, принадлежавшей теперь одному из подконтрольных азербайджанской общине товариществ с ограниченной ответственностью. Еще недавно помещения использовались под склады для бананов. Потом здесь разместился небольшой водочный заводик, откуда в ларьки поступали «Распутин», «Кристалл», финская, американская, корейская – какая душе угодно водка, приготовленная из разбавленного водопроводной водой плохо очищенного спирта. У этой отравы было одно преимущество – люди от нее сразу не дохли, как от другой подобной продукции. По ряду причин пришлось перебазировать заводик в другое место. И опять на склады вернулись азербайджанские бананы.

У объекта имелся ряд достоинств. Он находился сразу за городом, о нем мало кто знал. И здесь находились бомбоубежища, вырытые в шестидесятые годы, куда должны были при атомной тревоге прятаться жители поселка.

– Сколько нужно дней, чтобы ввести линию? – спросил Шарифов.

– Пять-шесть, – прикинул Рамиров, разглядывая в беспорядке сваленное на бетонном полу в ангаре оборудование. Слава богу, все оно было целым. Теперь его оставалось перетащить в подвальное помещение. Эта работа ложилась на плечи дюжих азербайджанцев – бандитов роль грузчиков не прельщала и откровенно злила, однако с Шарифовым спорить никто не решался.

Рамирова все еще время от времени била нервная дрожь, но в целом он уже овладел собой и раздумал помирать от кондратия. Он остался жив, и это уже стоило немалого. Надо только в очередной раз доказать свою необходимость. И выжить…

– Пять-шесть дней, – прикинул Шарифов. – А не многовато?

– Издеваешься? – поддержал Рамирова Кохман. – Быстрее не выйдет. Нельзя так обращаться с оборудованием. Порубили кабели и провода, повредили несколько хрупких деталей.

– Не было времени на ювелирную работу.

– Но сейчас есть?

– Мало.

– Тогда найдите кого другого, – встал в позу Рамиров, уже сообразивший, что замену ему найти нелегко.

– Ладно, работайте, – кивнул Шарифов.

– Зря вы Леху убили, – вздохнул Рамиров, лицо его омрачилось. – Лаборанты бы сильно помогли.

– Ничего. Это не штучный товар, – отмахнулся Шарифов.

– Товар, – горько усмехнулся Рамиров.

– Все, за дело.

Так Кохман и Рамиров стали работать бок о бок. Поселившись в подвальных помещениях, они восстанавливали оборудование – подключали, проверяли, тестировали. Сперва Рамиров настороженно отнесся к товарищу по несчастью. Но вскоре понял, что его коллега – такой же бедолага, оказавшийся в плену и имеющий не слишком большие шансы выбраться из этой передряги.

– Ты где работал в «берлоге»? – спросил Рамиров.

Они как раз монтировали похожий на бочку, утыканную штырями, синтезатор – основной блок для производства «елочки».

– Отдел наблюдателей института. – Кохман подправил что-то паяльником. – У Алексеева.

– Не помню тебя.

– Я работал с группой Малинина. Ты же знаешь, две зоны не соприкасались. Вы тащили самую секретную тему.

«Берлога» делилась на две части, в каждую раньше полагался свой допуск. Поэтому часто сотрудники в одном секторе не предполагали, что уже год работают рядом со своим однокурсником, что-то творящим в другом секторе.

– А, – протянул Рамиров.

– А я тебя помню. Один раз видел. Кстати, как «берлогу» к рукам прибрали?

– Понятия не имею. Года четыре назад пошли разговоры, что дотации порезаны, темы прикрыты. И это когда почти все закончили. Надо было возвращаться в Москву.

– Не хотелось?

– Ненавижу Москву! Она меня выдавила, как прыщ! Я там инородное тело! Чем мне там заняться? Слоняться по улицам? Побираться? Мне там нечего делать!

– Синдром ясен. Страх большого города.

– Ну, – замялся Рамиров.

– Все понятно.

– Ничего тебе не понятно!

– Ладно, ладно, – успокоительно произнес Кохман. – Спокойствие, только спокойствие, как говаривал Карлсон на крыше.

– Извини. – Рамиров приладил кожух на место и начал завинчивать гайку. – Ну а потом военную охрану сняли. Нам велели сдавать дела. Эвакуировали часть оборудования. Но моя группа оставалась. Постепенно ребята убыли в Москву. И остался я один. А потом пришли новые хозяева.

– И ты стал служить им?

– Да.

– Бандитам?