По локоть в крови

Утром на старой, дребезжащей санитарной машине без рессор начсандив повез нас в санчасти полков, которые размещались на расстоянии 700–800 м друг от друга. Полковой медицинский пункт, куда меня привезли, располагался в лесу на поляне, где рос небольшой кустарник и стояли единичные березы. Было несколько землянок, жердями огорожена территория походной кухни и землянка повара и развернута одна палатка медпункта, в которой справа простынями отделена перевязочная; слева от входа в палатку лежали носилки, в центре помещалась железная печка. В палатке находились несколько человек бойцов — легкораненых и больных. Врачи полка, их было трое, встретили меня хорошо, доброжелательно. Начальником санслужбы или старшим врачом полка был тридцатилетний мужчина с большой головой, улыбчивыми зелеными глазами и удивительно маленькими кистями рук. От всей его фигуры исходила доброта, уверенность в себе, спокойствие, и мне он показался очень симпатичным, хотя и некрасивым, к тому же он до войны окончил тот же Горьковский мединститут. Командиром санитарной роты был высокий, красивый юноша, блондин с ямочкой на выдающемся вперед подбородке, с серыми глазами и длинными загнутыми ресницами. При разговоре он широко открывал рот, растягивал слова. Коренной москвич, он неоднократно снимался на «Мосфильме» в массовых сценах, был буквально начинен юмором, хорошо, по-доброму подшучивал над всеми, копировал походки, имитировал речь. В его присутствии было всем хорошо. Мой коллега — младший врач полка (у меня была такая же должность) — Андрей Тимофеев был маленьким, полненьким, с розовыми щеками; он только что прибыл в полк из военной академии, говорил мало, отрывисто, имел привычку держать левую руку на портупее, вид у него был важный. В санроте было две девушки: Н.М., которая была в полку с начала войны, к моему приезду уже была награждена медалью «За отвагу», ходила с автоматом, и фельдшер Тамара — жена какого-то штабного начальника, она исчезала из санчасти часто и иногда надолго, о чем никто особенно не сожалел, так как Тамара не отличалась ни аккуратностью, ни деловитостью. Начальник по этому поводу неоднократно говорил: «Хоть бы ее от нас откомандировали».

В командирской врачебной землянке мне плащ-палаткой отгородили спальное место и предупредили, чтобы я не вздумала раздеться или разуться на ночь, поскольку всегда существует вероятность, что придется внезапно драпать, хотя дивизия стояла в обороне. С моим появлением у врачей начался буквально аврал чистоты. Врачи наперебой обращались к санитару-ординарцу Ершову с просьбой принести зубную щетку, мыло, чистый подворотничок. Потом Ершов неоднократно говорил мне: «Докторша, ты нас облагородила, до тебя мы по неделям иногда не умывались».

Через два дня начальник санроты повел меня для представления к командиру полка. Я вошла в землянку, приложила руку к правому виску, потом быстро закрыла лицо ладонью и тихим голосом сказала: «Младший врач полка явилась», — а в ответ услышала: «Вы что, привидение, чтобы являться? Выйдите и доложите по уставу». Я вышла и заплакала. Оказывается, нужно было сказать «прибыла» и не отнимать руку от виска, не загораживать лицо — это мне тут же разъяснил старший врач. Успокоившись, я пошла вновь и доложила по форме. Командир полка — кадровый военный лет сорока, с лицом, изрытым оспой, предложил мне сесть и рассказать свою биографию. Я что-то пролепетала про родилась, училась, окончила институт, при этих словах он ударил кулаком по столу, так что слетела гильза-светильник, и заявил: «Вот здесь вы окончите институт». Потом я часто вспоминала его слова — действующая армия научила меня выносливости, выдержке, дисциплине, научила объективно смотреть на мир.

Дивизия стояла в обороне, однако поступали единичные раненые. Помню, как один разведчик — красивый парень — умер у нас в санроте, его смерть меня потрясла, я проплакала украдкой целый день… Все время хотелось что-то делать, а работы не было. Увидела, что простыни, отгораживающие перевязочную, не первой свежести, сняла их, выстирала в речке и повесила сушить на кустики. Прошло буквально 5–10 минут, как прискакал на коне, вместе со своим адъютантом, командир полка и, страшно ругаясь, закричал: «Это кто демаскирует местность?!» Простыни немедленно были убраны, и последовала команда: построить санроту. Мы построились, командир полка скомандовал: «Смирно! Убрать животы!» Ездовой Брова, служивший еще в царской армии, так подтянул живот, что его грудь почти соприкасалась с подбородком, и комполка поставил его нам в пример, заявив, что назначает его зам. командира роты по строевой подготовке. Затем он приказал передышку, т. е. время между боями, использовать для обучения личного состава строевой службе и спецподготовки, больше бывать в ротах.