По направлению к Рихтеру

Но все-то уверены, что я — белый клоун. Что очень большой эстет, люблю чувствовать превосходство. Это потому, что много играю Прокофьева. Ведь я же зеркало, а Прокофьев был белым клоуном.

Я его первый раз увидел на Арбате. В ярко-желтых ботинках, весь клетчатый, с красно-оранжевым галстуком. У Ламмов, где собиралось высшее общество, Прокофьев сразу подал себя так… несколько свысока, как будто всех ставил на место: «Я тут стою вас всех!»

Как только началась Шестая соната, Павел Александрович Ламм отодвинулся от рояля подальше. Непроизвольно. А мой папа воспринял эту музыку даже буквально: «Ужасно, как будто бьют все время по физиономии! Опять ттррахх! Опять… Нацелился: ппахх!»

Мой дебют получился клоунским. Пятый концерт Прокофьева, наверное, самое клоунское сочинение. Так все и восприняли. Вот — выход, вот — начинаются фокусы… Но, если вслушаться, все они — и рыжие, и белые — ужасно одиноки. Наревели столько, что получился фонтан из слез. Они в него кинут лепестки белых роз и снова будут реветь…

Помните представление в психиатрической клинике ^[107]? Это лучшая сцена во вчерашнем фильме. Клоуны летают, ангелы играют на гармошке… а люди в серых халатах уставились в пол. Никакой реакции. Так примерно играл Пятый концерт и я. Взглянул в зал — кислые лица, как будто их это не касается. А потом вдруг ничего — вроде как обрадовались, что уже кончилось. Прокофьев так и сказал: «Они, наверное, ждут от вас ноктюрн Шопена!»

«Клоуны» — хороший фильм. Но у Феллини лучше получаются клоуны-женщины. И Мазина в «Ночах Кабирии», и та мамзель, что играла Градиску ^[108]. Музыка Нино Роты чудесная… но мне бы в «Клоунах» не хотелось такой музыки. Помните того уникального клоуна, снятого на пленку, совершенно внемую? Всего несколько кадров. Вот это действует.

И финал запомнился. Клоуны устраивают спектакль для себя — не для широкой публики. Еще большая степень свободы, откровенности. Они говорят все, что думают, переодеваются, никто их ни в чем не ограничивает. А главное, что арена — круг Магический круг.Совершенная форма им задана.

Клоуны — переодетые ангелы, поэтому они такие бесполые. Поэтому всему — всему радуются. Ведь нам это предписано: радоваться!

Садимся завтракать. Святослав Теофилович разбивает крутое яйцо о свой лоб, сдирает скорлупу. Пытаюсь протестовать против такого варварства, получаю отповедь: «Купол Браманте и Микеланджело для этого и предназначен!^[109]»

Чтобы сыграть «Шута Тантриса» Шимановского, надо одеться клошаром ^[110]. Чтобы все было по-настоящему. Публика, конечно, скажет, что я сошел с ума и сдаст билеты. Хотя ведь от фрака отказался я первый. Не представляю, как можно играть «Тантриса» во фраке! Вы помните — Тристан бреется наголо, до крови исцарапывает лицо. Является к Изольде юродивым. Его признает собака…

(Имитирует собачий вой — очень достоверно).

В Лондоне меня мучила бессонница. Все время была красная луна. Крыши у домов как будто покачивались. Я открывал окно и издавал нечто подобное… Это был весьма дорогой отель и жильцы утром жаловались хозяину: «Безобразие, у вас под окнами воет голодная собака! Накормите ее!»

В каждом сочинении нужно выверять пластику. Самое важное — как можно выше сидеть. Чтобы клавиатуру чувствовать под собой. В а-moll'ном этюде Листа резко перебросить себя к краю клавиатуры. В Шестой сонате Прокофьева (показывает сжатый кулак)надо врезать им так, как в настоящей драке. В последнем аккорде Полонеза — фантазии так выпрямлять спину, чтобы хрустнули все позвонки. Как будто что-то в себе победил.

Однажды поспорили с Толей Ведерниковым, кто лучше сыграет носом ^[111]. Я выбрал начало А-dur'ной сонаты Моцарта. Встал на колено: левой рукой — бас, носом — мелодию. Вдвое медленней и… очень много грязи! У Ведерникова я выиграл, но Моцарту, наверное, бы уступил. Он ведь часто так забавлялся.

Вы не были у меня на Карнавале? Вы бы видели мое лицо… Это все пошло от родителей, они любили такие машкерады. Папа играл Юмореску Шумана, а я под музыку Einfach und zart наряжался Пьеро. Колпак, натуральные слезы…

А фокстроты свои вам не играл? Один был даже неплох, под влиянием «Генерала Левайна-эксцентрика». Дерибасовская, нэп, все чем-то торгуют… У Шостаковича это абсолютный шедевр — «Купите бублики! ^[112]» Наташа Гутман лучше всех ими торгует.

Конечно, самый главный клоун — Стравинский. Совершенно белый — как алебастр. Король клоунов. Поэтому он совершенно особенный. У него беспристрастный взгляд на всех — вообще без рефлексов. Он и смеется беззвучно, как будто во сне.