По обе стороны (очерки)

Два месяца спустя, когда он с женой возвращался с дипломатического приема, их арестовали. Ей было тогда лет 25, на ней было длинное вечернее платье – так она и перешагнула порог Лубянки в сопровождении вооруженного энкавэдэшника. И уже там, в тюрьме, имел место неожиданный эпизод: то ли она случайно столкнулась с мужем, когда ее вели по коридору на допрос, то ли муж ее, упрятанный в бокс во избежание подобных нежелательных встреч, узнал ее по голосу, когда ее проводили мимо, – во всяком случае, он успел крикнуть: «Анна, подписывай все!» «Все» в данном случае означало все обвинения, не только касающиеся ее самой, но также мужа и других людей, знакомых и незнакомых, забранных по тому же делу, которым инкриминировался шпионаж в пользу Японии, терроризм, государственная измена, и пр., и пр. И она подписала все. Несколько месяцев спустя мужа расстреляли, а она получила десять лет лагерей, которые отбывала в Мордовии, одном из самых страшных мест заключения. Ей удалось выжить.

После освобождения мой дед, знавший ее с юности, вызволил ее в Москву (что само по себе потребовало немалых усилий) и устроил лаборанткой на один из подведомственных его институту керамических заводов – поступок, требовавший немалого мужества: взять на работу «врага народа» осмеливался не каждый. Как заметил Солженицын, «каждый поступок противодействия власти требовал мужества несоразмерного с величиной поступка. Безопаснее было при Александре II хранить динамит, чем при Сталине приютить сироту врага народа». Дед мой пошел еще дальше: он женился на бывшей зэчке! Они разыскали двойняшек: благодаря самоотверженности одной из родственниц девочкам удалось избежать детского дома, куда автоматически помещали детей «врагов народа». Началась новая, казалось бы, вполне нормальная жизнь: школа, уроки рисования, лето на даче, абрикосовое варенье… Словно не было десяти лет мордовских лагерей. Жуткое прошлое было раз и навсегда похоронено, и даже намека на него не осталось – разве что странное выражение никогда не смеющихся глаз. Любила ли она моего деда? Пожалуй, нет. Любил ли он ее? Несомненно. Об этом свидетельствовало хотя бы то, чтó он ради нее сделал: для непартийного специалиста (иными словами, специалиста «с изъяном») жениться на «шпионке» и бывшей зэчке было шагом безрассудным и с точки зрения карьеры самоубийственным.

Однако на опрометчивые поступки его толкала не только любовь. Среди его «подопечных» имелся, например, занимательный персонаж, бывший матрос крейсера «Аврора», принимавший участие в штурме Зимнего дворца в октябре 1917 года. Лучшее начало для стремительного восхождения по социальной лестнице в те времена трудно было себе представить: после революции перед ним открылись все двери. Несколько лет спустя молодой парнишка, крестьянский сын, наскоро обученный, уже не в тельняшке, а в двубортном костюме с галстуком, оказывается в Риме в составе советского полпредства. Однако ему не суждено было состариться на дипломатической службе: на очередном приеме он выпил лишнего, принялся буянить, а потом отправился с приятелем в бордель. Кто-то увидел, настучал – пришлось срочно отозвать его в Москву. Вернувшись на родину, он быстро почувствовал, что его ожидает, и потому почел за лучшее уехать из столицы и затаиться; дед помог ему устроиться на работу на один из ведомственных заводов, производивших огнеупорные материалы.

После смерти Сталина роли поменялись. Пострадавшие от репрессий коммунисты были реабилитированы, и Виктор Павлович (фамилию его вспомнить не удалось) вновь обрел статус героя революции и связанные с ним привилегии. Помимо славы и почестей, звание «старого большевика» обеспечивало доступ к благам, о которых простые смертные не могли даже мечтать. Это было вполне официальное наименование, почти должность, типа «ударника производства» или «участника Великой Отечественной войны», обладатель которого имел право на приличное жилье, лечение в ведомственной больнице и т. п. А также возможность «отовариваться» в закрытых «распределителях» – специальных магазинах, где номенклатурным работникам продавали по символическим ценам или выдавали по талонам разные дефицитные продукты: копченую колбасу, осетрину, икру.