По обе стороны огня [Сборник litres]

Шатков выглянул из-за камня и недоуменно спросил себя: а чего они, собственно, не потушат свет на площадке, видны же ведь, как на ладони! Покачал головой — ошибается он, на площадке никого нет, она пуста, валяются на ней люди в нелепых позах, отдыхают. Им все равно — есть свет или нет…

Если он хочет остаться в живых — самая пора уходить. Склад он накрыл, ряды доблестных мюридов Николаева поредели, с такими потерями он может не успеть до утра перебросить оружие в другое место, утром… в общем, утром начнется новый день и будет новая пища. Манная каша с изюмом, поданная в ночном горшке… Тьфу!

Но уходить было рано, у Николаева все-таки оставалось много людей, — а вдруг он успеет до утра перевезти все, что здесь есть, в какую-нибудь глухую пещеру и замести следы?

Неожиданно площадку стремительно пересекла длинная легкая тень. Шатков выстрелил по ней, но промазал. Из-за камней опять донесся мат раненого автоматчика, на этот раз голос был слабее, глуше — автоматчик успел потерять много крови, начал бредить. Если его сейчас не перевязать — изойдет кровью. Из-за валуна выблеснул яркий огонь, взгорбок задрожал от пуль, впившихся в него. Шатков проворно нырнул вниз, успев краем глаза зацепить, что площадку пересекла вторая тень — такая же стремительная и легкая, как и первая. Стрелять по ней было бесполезно.

— Похоже, сейчас начнут обкладывать, — сказал он сам себе. — И бьют из пулемета.

Пулеметный грохот стих, взгорбок перестало трясти.

«Скоро полезут», — подумал Шатков и прислушался: недалеко в кустах хрустнула ветка под чьей-то неосторожной ногой, и вниз посыпались камешки. Шатков развернул пистолет в ту сторону, ткнул им в темноту, задержал в себе дыхание, превращаясь в слух, в зрение, — нет, ничего не видно, ничего не слышно. Опять, стало быть, горный козел лижет камни, хочет посолониться, либо змеи ловят пауков.

Пулеметчик снова ударил очередью по взгорбку, точно угодив в край его, чуть ниже Шаткова, возьми он одним метром выше, попал бы. Теперь стало понятно, почему они не гасят свет на площадке — из-за этого ловкого пулеметчика, тому надо хотя бы немного видеть… Шатков перекатился на другой бок взгорбка, чуть не вскрикнул от резкой, как ожог боли — в хребет, в самую середину костяшки впился остроугольный, поставленный топориком камень.

На противоположной стороне, на том берегу расщелины — там, где проходила дорога, возникло слабое шевеление, дрогнули макушки кустов, шевеление переместилось к площадке. Шатков, поняв, что вовремя засек подозрительное движение, проводил его стволом пистолета, перевернулся, зажав «макаров» двумя руками и навел пистолет на точку, где должна была появиться очередная тень.

Он высчитал точно: на площадку выпрыгнул легконогий человек в защитном комбинезоне с автоматом в руках и аккурат угодил под выстрел.

Взгорбок снова сотрясла пулеметная очередь. Поздно — Шатков уже нырнул под прикрытие каменной плоти, прижался к взгорбку всем телом, стараясь сделаться плоским. Рядом с его лицом отрикошетившая пуля расколола камень, острые крошки брызнули в разные стороны, несколько штук попали ему в правую щеку, до крови рассекли ее.

Шатков молча вытер кровь, выглянул из-за взгорбка — пулеметчик полосовал пространство вслепую, такой он не был страшен Шаткову, а легконогий… легконогий тоже не был страшен Шаткову, он лежал на площадке без движения. Конечно, через площадку Шатков пока никого не пропустит, но ведь площадку можно обойти и верхом, по срезу скалы, поросшему деревьями, по кустарникам полухребта, — и не так много на это надо времени, минут пятнадцать, от силы — двадцать.

Он перевел взгляд вверх, но ничего, кроме безбрежности вечернего пространства, не увидел — и деревья, и скальный срез, и буйный южный кустарник скрылись в непроглядной мгле. Даже звезд не стало видно — затянуло густыми, невпродых, облаками, от этой вязкой папиросной наволочи трудно бывает дышать даже здоровым, никогда не знавшим хвори людям.

В кустах снова возникло шевеление, Шатков стер кровь с лица, прицелился, взяв чуть выше тела автоматчика, которого он подбил последним — легконогого, самого наскочившего на пулю, задержал в себе дыхание, ожидая появления еще одного николаевского человека, но нет, человек этот не появился, — Шатков изготовился напрасно.

Пулеметчик утих, перезаряжая коробку с патронами — в старой коробке кончился запас, Шатков перекатился к обработанному пулеметчиком краю взгорбка, понимая, что тот будет обрабатывать сейчас другие места, втянул в себя сквозь зубы воздух — под хребет опять попал остроугольный камень. Он нащупал его пальцами, раскачал и выдернул из плоти взгорбка. Затем, чуть привстав, размахнулся и послал камень на площадку к машинам.

Звук был мигом засечен пулеметчиком, на площадке засветились прыгучие искры, забрызгали во все стороны, словно веселый фейерверк.

Сверху в кусты прямо напротив взгорбка с шумом свалился человек — он будто спрыгнул на землю из небесной выси, и Шатков дважды выстрелил на звук, не попал. Человек, оглушенный его выстрелами, затаился. Шатков откатился вниз, залег за тело Муллы.