По обе стороны огня [Сборник litres]

Он задержал в себе дыхание, ткнулся в один угол николаевского кабинета, в другой, в третий — потайной двери вроде бы не было, было лишь нагромождение ненужных предметов — цветное стекло, хрусталь, бронза, скульптуры, картины, крохотный сейфик, вделанный в стену, похожий на дверцу от часов-кукушки, которая проворно отскакивает, когда большая стрелка касается отметки «двенадцать». Шатков подумал, может быть, за стальной пластиной этого старого, украшенного виньетками сейфика скрыто устройство, позволяющее отодвинуть стену и очутиться где-нибудь по ту сторону забора, но нет — нигде ни стыков, ни щелей, ни швов не виделось.

Потайная дверь находилась в другом месте.

Шатков выглянул во двор. Десантники уже скрутили всех, кто взял дом в кольцо, из машины выволокли Николаева: бледного, без очков, не похожего на самого себя, с трясущимися синеватыми щеками. Быстро он все-таки добрался до поместья, очень быстро. Раз никто из николаевских орлов не проник в дом — значит, потайного хода нет. Если бы был — Николаев не стал бы его скрывать.

Народа у Николаева осталось меньше, чем Шатков ожидал, — все-таки николаевский огород был хорошо прополот в ущелье. Из ушей до сих пор не вытряхивается автоматный стрекот, сидит так же прочно, как и боль, — пальбы выдалось столько, сколько не бывает даже на «Мосфильме» во время крупных батальных съемок типа Сталинградского сражения, либо каких-нибудь показательных учений в Приволжском военном округе. Или где еще? Какой военный округ в России самый крупный?

Мозг у Шаткова отяжелел, глаза заслезились, он слепо пошарил рукой по стене, снова пробуя нащупать потайную дверь, — пусто, вздохнул затяжно, устало, опять слепо пошарил рукой, исследуя стену — безуспешно. В следующий миг понял, что силы вот-вот оставят его — слишком много выпало на его долю за несколько последних дней, протестующе пожевал губами.

Ноги у Шаткова дрогнули, он схватился за край стола, чтобы не упасть, подался к окну: посреди двора стоял Николаев с заломленными назад руками, к запястьям один из десантников прилаживал наручники.

— Вот и все, — невольно вздохнул Шатков и замер, по-гусиному вытянул голову от неожиданности — через двор четким военным шагом к десантникам шел Адмирал. Даже отсюда было видно, как золотая звездочка ярко посверкивает у него на груди. — Ах, ты! — Словно бы чья-то невидимая ладонь сдавила Шаткову горло, ему сделалось трудно дышать и трудно говорить, с языка сорвался какой-то полузвук, он, припадая сразу на обе ноги, подковылял к двери, потом по периле боком съехал вниз.

На улице в лицо ему ударил теплый, почти парной, как молоко из-под коровы, воздух — он словно бы специально был нагрет режущим, схожим с электросваркой, светом. Автомат Шатков оставил в николаевском кабинете, без автомата ему было трудно идти, с автоматом легче, он с ним хоть и перекособочивался, пытаясь опереться на «калашников», как на костыль, и иногда это получалось, жалко только, что костыль был коротким.

Он пошел на Адмирала с широко расставленными на манер крыльев руками, сглатывая на ходу горькую дрянь, собравшуюся во рту, с хрустом разжевывая то ли пыль, то ли мелкие камешки, попавшие ему в рот и неотрывно глядя на Адмирала. Николаев его не интересовал.

Адмирал не видел Шаткова, он на ходу развалил круг десантников — те послушно расступились, увидев незнакомого Героя Советского Союза в морской форме, четким, будто на плацу шагом, подошел к Николаеву, ткнул в него пальцем:

— Вы кого арестовали? Вы кого арестовали?

— Преступника! Кого же еще? — малость оробев при виде Героя Советского Союза, ответил десантник в пятнистой форме. На маленьких мятых погончиках у него гнездились четыре железных, выкрашенных в защитный цвет звездочки.

— Какой это, капитан, преступник? — закричал на десантника Адмирал. — Вы что, белены объелись? Это оперативный сотрудник государственной безопасности. Немедленно отпустите его! Немедленно!

Десантник со звездочками на погонах опустил голову и твердо проговорил:

— Не могу.

— Почему?

— У меня приказ!

— Кто издал этот дурацкий приказ?

— У вас, товарищ капитан первого ранга, свое начальство, у меня — свое.

— Освободите немедленно задержанного! — вновь потребовал Адмирал. Голос у него был напористым, командным.

— Не могу!

— Ты здесь, Адмирал? Ты здесь? — хриплым пропадающим голосом пробормотал Шатков, на ослабших подгибающихся ногах подходя к десантникам. — Ах ты, уголовная сволочь! — Он полез за пояс за пистолетом. — Ах ты, продажная с-сука!..

Адмирал оказался проворнее Шаткова — тот не успел вытащить пистолет из-за ремня — «макаров» зацепился защитной скобкой за шлевку, да и слишком ослаб Шатков, одурел от потери крови, от усталости, от всего происходящего. Адмирал опередил Шаткова, выхватил свой пистолет, выстрелил.