По образу и подобию (СИ)

— Чернила не прольются, если я захочу положить ручку на стол? — деловито осведомился Ланаор у торговца.

— Это совершенно исключено. Однако, должно понимать, что ампула для чернил сделана из стекла, потому следует проявлять осторожность. Стекло есть стекло, оно хрупкое, — извиняющимся тоном пояснил хозяин магазина.

Посчитав такой недостаток несущественным, недолго думая Ланаор выкупил всю партию ручек и идущих к ним чернил и передал Егору Николаевичу на нужды его техников.

— Надеюсь, это позволит ускорить работу, — произнес Ланаор, когда они с Егором Николаевичем вышли на свежий воздух.

— Безусловно, хотя и не в той мере, которая необходима, — уклончиво ответил Карпенко.

Впрочем, вид при этом имел вполне довольный.

Один из охранников подал Ланаору знак, из которого следовало, что Конерсы покинули пределы города.

— Что ж, будем ждать результатов. А сейчас я вынужден вас покинуть, дорога зовет.

Попрощавшись с Егором Николаевичем и дав последние указания его сопровождению, Ланаор отправился к родителям.

* * *

Семья отнеслась к новости о помолвке с Кристинией Корвильд неожиданно спокойно. Ланаору показалось, что намного больше родителей, ровно как и тетушек, волновал вопрос дебюта на балу Каринии и Даринии. Близняшкам дебют именно в столице был обещан уже давно, не будь этого обещания, Ланаор и не подумал бы о помпезном приеме в столь сложное время. И теперь весь вечер он отвечал на вопросы о последних изменениях в моде, о том, достаточно ли было приглашено на торжество интересных молодых людей. И каких именно.

Никто не интересовался, красива ли его невеста, умна ли, как они относятся друг к другу. Но зато его беспрестанно пытали, подойдет то или другое платье, как он находит выбранную прическу, идет ли этот цвет к волосам, или лучше взять другой, подходящий к глазам. В этой безумной суете были задействованы все, даже матушка волновалась, актуален ли выбранный ею фасон.

Решив доверить столь важные вопросы специалистам, Ланаор предложил семейству в самое ближайшее время выдвигаться в Тиильдер, чтобы на месте получить консультации лучших законодательниц столичной моды и успеть исправить все, что покажется недостаточно хорошим. Не успел закончить мысль, как сестренки завизжали от восторга и повисли на нем, зацеловывая, чуть не задушили. Матушка с тетушками принялись горячо обсуждать душевную доброту и прочие добродетели их любимчика. Даже отец как-то облегченно выдохнул, расправил плечи, и взгляд его наполнился безмерной благодарностью.

Что может быть дороже человеку, чем видеть свою семью счастливой? Сестренки в его честь устроили целый концерт, продемонстрировав все, чему научились за последние два месяца. Они обладали чудесными голосами, чистыми, серебристыми, обе недурно играли на арфах. Под чарами волшебных переливов подумалось Ланаору, что мир этот все же прекрасен, и любые трудности преодолимы, главное не терять в душе высоких устремлений, не терять этого полета души.

Наполненный светлых надежд, он уснул крепким сном и беззаботно проспал до самого рассвета. Дольше не получилось, матушка с сестрами наделали столько шума сборами в дорогу, что и мертвого подняли бы.

Ланаору пришлось завтракать чуть ли не на ходу, затем руководить погрузкой многочисленных коробок самых разных размеров. Когда же последние приготовления были закончены, все, о чем оставалось мечтать бедолаге, так это как можно скорее завершить еще не начавшееся путешествие.

Впрочем, во всем можно найти свои положительные моменты. Последнее время у них с отцом почти не было времени для общения, теперь же, неспешно следуя за едва ползущей вереницей груженых повозок и экипажей, они могли говорить обо всем на свете без всяких помех.

Солнце клонилось к закату, когда на горизонте показались холмы Тиильдера. К дому подъезжали уже при свете факелов, порядком измученные долгой дорогой. Огромный дом Ланаора ожил, наполнившись суетой, засветился сотнями восковых свечей. Оставив родных на попечение слуг, Ланаор поднялся в свой кабинет и погрузился в работу, время от времени любуясь долгопишущим пером, подарком Эринии.

«Завтра, все завтра», — довольно думал он, предвкушая примирительный разговор.

Глава 16. Егор Николаевич

Этиндер,

4 октября 1948 года.

На краю длинного пирса стоял человек. Набегающие волны разбивались о каменную преграду, до стоящего долетали разве что мелкие брызги, на которые он не обращал никакого внимания. Заостренные черты лица, ранние морщины и седина в волосах свидетельствовали скорее о тяготах, перенесенных этим человеком, чем о количестве прожитых лет. Одежда и осанка мужчины выдавали в нем важную персону. Одинокая фигура привлекала внимание прогуливающихся по берегу дам, но подходить с разговорами никто не решался. Сам мужчина был погружен в размышления, не замечая этого интереса.