По обрывистому пути

После ухода девочек пришли гимназисты. Их было четверо: Сережа Родзевич — вихрастый и решительный парень, Сеня Цветков — юнец с большой головой на тоненькой шее, в очках и с пушкинскими бакенбардами и близнецы-восьмиклассники Ваня и Миша Малинины, дети пароходского машиниста…

— Мы, Сима, пришли вам сказать, что мужская гимназия уважает ваш смелый поступок, — ещё в прихожей, с порога начал торжественное слово Сеня Цветков. — Мы гордимся, что среди нас, учащихся гимназий, есть молодежь, способная дать пощечину всякому лицемерию и ханжеству. Вы показали пример гражданского мужества, и честности. Мы пришли поблагодарить вас за это от лица гимназистов трёх старших классов.

— Входите, друзья. Господа, входите, — позвал Викентий Иванович. — Что вы, Сеня, так церемонно? Мы очень рады, что вы одобряете Симочку. Мы дома тоже её одобряем.

— А мы в этом совершенно уверены, Викентий Иванович, — ответил Сережа Родзевич. — Потому и Сима такая хорошая, что вы с Софьей Петровной её воспитали.

— Ты, Сереженька, и для нас, стариков, принес доброе слово? Спасибо! — сказала растроганная Софья Петровна.

— Мы и Васю ведь знаем, Василия Викентьевича, — сказал один из Малининых. — Сима с Василием Викентьевичем доказательство того, что вы растите только честных и мужественных людей.

— Какие вы, господа, все хорошие! — произнесла растроганная Симочка. — Раздевайтесь, снимайте шинели, входите. Идите ко мне.

— Викентий Иванович, мы, гимназисты старших классов, в ответ на произвол госпожи баронессы хотим организованно протестовать телеграммой министру, — сказал Сережа, направляясь в комнату Симы.

Фотин усмехнулся:

— Это какому же министру «протестовать»?

— Разумеется, просвещения, Боголепову! — подхватил Сеня.

— Н-да… — задумчиво сказал Фотин. А я вот думаю, что его высокопревосходительство за Серафиму не заступится, даже наоборот — одобрит начальство, а вас из гимназии выгонит, всех протестантов зелёных. Господин министр уже показал свой нрав на студентах. Разве вам неизвестно?

В это время в прихожей раздался звонок, и притихшая в комнате Симы молодежь услышала из гостиной взволнованный голос Федота Николаевича Лихарева:

— Господа, господа, покушение! Вы ещё не слыхали?! В Петербурге ранен студентом министр просвещения Боголепов! Молодежь закипела! Вы слышите, господа…

— Ур-ра-а! — раздались в ответ на эту бурную реплику юные голоса из комнаты Симы.

Федот Николаевич осёкся.

— Господа, что такое?! — спросил он, растерянно обратившись к старшим Фотиным. — Кто там у вас?

И когда распахнулась дверь в Симину комнату, он покачал головой:

— Ай-яй-яй! Да какие же вы неразумные и зелёные, милостивые государи! Чего вы кричите? Да разве так можно кричать, господа дорогие?!

— Это мы нечаянно, Федот Николаич. Извините… Викентий Иваныч, как ведь к слову-то вышло, — сказал Сережа. — Невольно и сорвалось…

— А по какому же поводу, разрешите узнать, ликованье? Может, и мне покричать? — строго спросил Лихарев.

— Да нет, это так, Федот Николаич. У нас тут секрет, — нашлась Сима.

— У них тут гм… гм… своё… молодежь! — подтвердил Фотин. — Пройдемте, Федот Николаевич, в кабинетик. Так-так… в кабинетик…

Мужчины ушли, а Софья Петровна, сдерживая улыбку, шепнула:

— Ох, какие же вы нехорошие дети! Человека могли и убить ведь, когда стреляли, а вы тут «ура»!

— А мы, Софья Петровна, кричали «ура» потому, что его не убили, а только ранили, — с заметной лукавинкой во взгляде сказал Сеня. — Просто мы рады, что жив человек остался, значит, кричим от доброты, не от злобы…

— Ну и довольно, довольно… Идите теперь по домам. Слышите, что случилось? Надо быть осторожней. Мало ли что! — говорила опасливая Софья Петровна. — Лучше идите, ребятки. И никаких там протестов по поводу Симочки! И ей и вам от того будет хуже. Лучше я к архиерею…

4

Коростелев торопливо вошел в дом Рощина.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич! — возбужденно воскликнул он и едва слышно добавил: — Ч…чрезвычайные вести!

— Костя, здравствуй! Входи, входи. Ты нам как раз очень кстати, — приветливо сказал адвокат.

— Мадам, бонсуар! — поклонился Коростелев хозяйке.

— Здравствуйте. Чаю? — спросила Анемаиса Адамовна, протянув руку для поцелуя.

— Мерси, мадам, с удовольствием.

— Проходи в кабинет, — пригласил адвокат гостя.

С порога кабинета журналист увидел на кожаном диване Саламатина, перед шахматной доской, фигуры на которой были уже перемешаны. В зеленых от абажура сумерках плавал табачный дым.

— По…почтенный гражданин Митрофанушка, рыцарь золотого мешка! — приветствовал Коростелев.

— Стать во фрунт! — скомандовал в ответ Саламатин. — Ты мне теперь подчинен, зубоскал и повеса, я — генерал, а ты — солдат: окончательно — покупаю газету.

— Это уже не новость, слыхали! — дружески тряся его руку, сказал журналист. — А последние, самые свежие новости все-таки пока у меня. За чрезвычайную, необычайную новость ставишь пару бутылок?

— Пива? — спросил Саламатин.

— По мелочам не торгую. Шампанского!

— Что за ценная новость?

— Поставишь?

— Я, брат, купецкого звания. Кота в мешке не куплю. Выкладывай — поглядим. Коли добрый товар, то заплатим.